Александръ Амфитеатровъ

Меблированная Карменъ

Въ Москв романическихъ приключеній относительно поменьше, чмъ въ Петербург, - по крайней мр, приключеній, выплывавшихъ наружу. А ужъ процентъ кровавыхъ трагедій, сравнительно съ процентомъ петербургскимъ, совсмъ ничтоженъ. Какъ-то разъ, — посл надлавшей въ свое время шума исторіи Кашевской и Кувшинскаго — я разговаривалъ объ этой московской добродтели съ молодымъ литераторомъ-петербуржцемъ, авторомъ ряда бытовыхъ очерковъ изъ нравовъ столичной «улицы». Я указалъ ему на количественную разницу въ процент романической уголовщины петербургской и московской и спросилъ его мнніе о причинахъ. Онъ изложилъ мн цлую серію гипотезъ и предположеній. Изъ нихъ многія я позабылъ, многія показались мн натянутыми и рискованными. Но одно изъ положеній моего знакомаго вспоминается мн, какъ не лишенное оригинальности. Оно гласило: «у васъ въ Москв меблированныхъ комнатъ меньше». То-есть: меньше народа, не имющаго семьи или, по крайней мр, ея подобія. Меньше народа, отбитаго отъ дома и поставленнаго на холостую ногу въ такіе годы, когда человкъ, готовый выйти изъ семьи отцовской, близокъ, вмст съ тмъ, къ тому, чтобы формировать семью свою собственную и изъ сына семьи превратиться въ pater familias'а. Меньше народа, обреченнаго на безалаберную богему — неизбжный удлъ всхъ этихъ суррогатовъ житья своимъ домомъ, отъ шикарныхъ chambres garnies до студенческихъ, во вкус А. И. Левитова, «комнатъ снебелью» гд-нибудь на Бронныхъ. Затмъ: въ состав петербургской богемы женскій элементъ гораздо сильне, чмъ въ состав богемы московской. Двушки и женщины, стремящіяся въ столицу на поиски образованія или личнаго трудового заработка, въ Москв не засиживаются. Имъ здсь длать почти нечего. Столица женскаго образованія и труда — Петербургъ. Меньше женщинъ — меньше поводовъ къ романамъ, меньше «кусательныхъ инцидентовъ», какъ говаривалъ одинъ покойный московскій поэтъ-юмористъ… извстное дло: Vie le Weiber — viele Jucken, viele Jueken — viele Fl"ohe… Жизнь меблированныхъ комнатъ — жизнь скучная и развивающая поэтому большое стремленіе къ общительности. Шлянье въ гости изъ номера въ номеръ, изъ однхъ меблированныхъ комнатъ въ другія — фатальный законъ, тяготющій надъ пріютами интеллигентной цыганщины. Сидите вы бирюкомъ въ номер; четыре стны его вамъ опостылли: олеографическую нимфу, улыбающуюся вамъ со стны, такъ бы вотъ взялъ да и хватилъ толстой, розовой, блаженно-улыбающейся мордой объ уголъ стола; два законныхъ самовара выпиты, третьимъ баловаться не хочется, дло, какое было, сдлано; итти въ гости некуда: вы въ Москв человкъ чужой; итти куда-нибудь за развлеченіемъ — дорого: вы располагаете всего рублями пятьюдесятью въ мсяцъ pour boire, manger et sortir. Остается одно: выйти въ коридоръ и шагать часа два подрядъ отъ комнаты для прислуги до выходной двери и отъ выходной двери до комнаты для прислуги. А навстрчу вамъ шагаетъ другая точно такая же тнь, скучающая и не имющая мста, куда склонить голову. Вотъ вы и движетесь нкоторое время, подобно двумъ маятникамъ, пущеннымъ качаться съ двухъ разныхъ сторонъ. Когда-нибудь вы столкнетесь, а столкнувшись — разговоритесь и познакомитесь, и маятники начнутъ качаться вмст — по одному направленію. Если вашъ новый знакомый такой же новичекъ въ меблированномъ Монрепо, какъ и вы сами, — вы, по всей вроятности, черезъ десять минуть будете сидть въ одномъ изъ вашихъ номеровъ и за бутылкою пива вспоминать Ставропольскую или Казанскую губернію. Если же предъ вами меблированный старожилъ, то вы, маяча до коридору, будете быстро освдомлены, что въ первомъ номер живетъ помощникъ присяжнаго повреннаго, начинающій итти въ гору; въ третьемъ — репортеръ Чижиковъ, который денегъ не платитъ, но котораго хозяйка боится выгнать, такъ какъ онъ можетъ обличить ее въ газетахъ; въ седьмомъ — отставной штабъ-офицеръ, пріхавшій въ Москву чуть ли не изъ Томской губерніи хлопотать о пенсіи, но вотъ какъ-то уже третій годъ ему эта пенсія не выходитъ, да, говорять, будто и хлопотать-то о ней надо не въ Москв, а въ Петербург…

— А остальные номера заняты «нашими». Скажу вамъ: прекрасные ребята! Отличная компанія подобралась! Два студіоза, консерваторка одна — Есиповой носъ утереть собирается, — рожища, я вамъ скажу, преестественная, но ничего, добрая двка; поэтикъ одинъ… мы его Пушкинымъ изъ банкирской конторы кличемъ… Ну, еще два, три парня, — такъ, «ососки», но терпть можно, смирные къ тому-жъ. А въ семнадцатомъ номер полковница, отличная дама, душа-человкъ; мы вс ее страсть какъ любимъ. Настоящая этакая, знаете ли, барыня, блой кости и голубой крови, и жеманства этого, pruderie — ничуть! Душа на распашку и веселая. У ней и бутылочку красненькаго распить можно съ пріятностью, и порвать всякое легкомысліе она согласна. Но не думайте чего-нибудь такого, нехорошаго. Она, батюшка, но изъ тхъ… Говорю вамъ: барыня самая заправская. Да чего лучше? Пойдемте-ка къ ней, она дома.

— Но какъ же это? Неловко… Вонъ на мн сорочка русская…