Меч ангелов

– Ты ничего не понимаешь, инквизитор, – сказал Худой. – Но позволь нам…

– Позволю позже, – сказал я и добавил куда более резким тоном, вытащив из-за пазухи моток веревки. – Руки за спину.

– Мы укажем тебе путь истинной веры! – крикнул Толстый без малого с мольбой в голосе, но я подошел и наотмашь ударил его тыльной стороной ладони по губам. Он захлебнулся кровью.

– Руки! – повторил я.

На этот раз оба послушно повернулись ко мне спиною, и я связал им руки в запястьях, а после затянул узлы веревки так, чтобы монахам пришлось идти рядом друг с другом. Но веревка была достаточно длинна, чтобы я смог вывести их наружу.

Я вытолкнул обоих за дверь, в коридор – и увидел свет со стороны входа. Монахи тоже заметили, что помощь близка, и Толстый взвыл: «Инквизитор, здесь инквизитор!» Я ткнул его кулаком за ухо – и он свалился на камни как мертвый. Но мертвым не был, уж поверьте мне: не для того Мордимера Маддердина столько лет обучали, чтобы он с одного удара убивал полезных для следствия людей.

Худой повалился на товарища, я же перескочил через них, задув свечу. Держась поближе к стене, двинулся в сторону света. И как нюхом чуял, убравшись с середины коридора: мимо свистнула арбалетная стрела.

Я рванулся вперед, зная, что даже самому лучшему стрелку понадобится какое-то время, чтобы перезарядить оружие. Свет погас, я почти сразу наткнулся на человека в плаще и кольчуге – и одним быстрым движением воткнул ему нож в горло. Человек захрипел, обрызгав меня кровью из разрезанной артерии, пытаясь вцепиться мне в одежду. Я оттолкнул его и помчался дальше, слыша удалявшийся топот сапог. Мужчина в плаще и кольчуге был всего лишь охранником, главная же моя жертва убегала по темному коридору – наверняка зная дорогу куда лучше меня. Я мог ориентироваться только на слух, но догадывался, что человек бежит в пустой подвал. И если он доберется туда раньше меня – сумеет закрыть вход, поймав бедного Мордимера в ловушку. И тогда-то у него будет время вернуться с подмогой…

Хвала Господу, я успел ворваться в подвальчик, когда каноник как раз возился с рычагом. Теперь здесь горели два факела, вставленные в железные держатели на стене.

Мне едва хватило времени протиснуться в щель, и прежде, чем Братта вскочил, я с разбега пнул его в живот. Каноник сдавленно вякнул, отлетел под стену и ударился головой о камень. Я уж перепугался, не перебрал ли с насилием, но нет… Братта застонал, пытаясь вздохнуть, и начал подниматься на четвереньки.

– Приветствую вас, отец-каноник, – отозвался я сердечным тоном. – Что за неожиданная встреча…

– Будешь… будешь гореть в аду, – сумел прохрипеть он, утирая стекавшую по лбу кровь.

– Не исключено, хотя осмелюсь надеяться на иную судьбу, – ответил я спокойно. – Полагаю, однако, что в случае чего у вас хватит времени приготовить мне там местечко…

Он грязно выругался и все же сумел подняться на ноги.

Во всем этом деле была одна интересующая меня проблема и один вопрос, который я жаждал задать. Как знать, не получу ли я ответ, воспользовавшись тем, что Одрил Братта сейчас, скажем так, несколько не в себе? А будучи не в себе, люди говорят такие вещи, о которых при других обстоятельствах даже не заикнулись бы.

– Прошу вас, дорогой каноник, откройте мне, кем был тот четвертый человек на допросе еретиков?

– Четвертый человек, – сказал он, будто пробуя слова на вкус. – О да, скоро вы узнаете, кем был тот четвертый.

– Одного не пойму: что вынудило вас столь твердо отрицать его присутствие, коли писарь Хаусманн отчетливо записал, что был еще один допрашивающий?

– Я уничтожил протокол!

– Разве? – рассмеялся я. – Интересно, что же в таком случае читал я?

– Проклятый Хаусманн! – зашипел каноник. – Корябал хуже, чем курица лапой, а все же успел составить еще одну копию… Проклятие!

Я покачал головой.

– Плохой из вас конспиратор, – согласился я с ним.

– Это уже неважно, – пробормотал он. – Тот, кого вы называете четвертым человеком, покарал Фолькена и Хаусманна, поскольку те не поверили словам боголюбивых монахов. И покарает всякого, кто не примет единой и истинной веры! Я получил откровение! Я поклялся, – в голосе Братты послышался гнев, – до конца дней своих уничтожать тех, кто верит Зверю и его пророкам, а не нашему любимому Господу, умершему на кресте!

– Ага, – сказал я и решил пока не комментировать его еретические словеса, хотя мне уже приходилось иметь дело с таким безумным фанатизмом – в Гевихте. – Выходит, летаргия – дело рук четвертого человека? Хорошо, у нас еще будет время, чтобы вы спокойно объяснили, как все произошло.

В подземелье было холодно, влажно, гуляли сквозняки. На стенах мерцающим, неровным светом горели, немилосердно коптя, факелы. В этом дрожащем свете лицо Одрила Братта то проявлялось из тени, то исчезало в ней. А поскольку было оно измазано в крови – я от такого-то вида чувствовал мурашки по всему телу.

– Ты уже мертв, Мордимер, – сказал он мне и сплюнул на пол красным.

– Чему быть, тому не миновать, – ответил я беззаботно. – Но не просветите ли меня, драгоценнейший каноник? Кто меня убьет? Вы? Здесь и теперь?