Меч ангелов

Я не знал, могу ли задать вопрос, но удержаться не сумел, пусть даже разговор с Ангелом стоил бы мне утраты жизни или разума.

– Но где же тогда Бог, мой господин? – спросил я шепотом.

– Сокрылся, – вздохнул Ангел. – Чтобы проверить, достойны ли мы жить без Его Славы. И можем ли послушно выполнять приказания, которыми Он нас наделил. Вот только мы их теперь даже не упомним…

Сердце мое стучало так сильно, что я думал – выскочит из груди. Не знаю, многие ли слышали от Ангелов такие слова, какие я слышал нынче. И не знал, проживу ли я достаточно долго, чтобы над этим поразмыслить. Ибо мысли Ангелов ходят недоступными для людей лабиринтами безумия.

Может, мой Ангел ошибался? А может, врал? Или же был настолько безумен, чтоб не отличал одно от другого?

– Некоторые из нас говорят, что Бог скрылся в теле смертного человека. Что приказал себе забыть о Своей божественности, дабы претерпеть то, что терпит простой человек. Чтобы лучше его понять. Назначил время, когда вспомнит, что Он – Бог, и тогда вернется во Славе, без милосердия карая тех, кто утратил Его свет. Но мы не знаем, правда ли это, а если даже и правда, то откуда нам знать, когда время это наступит?

Я громко сглотнул. Уже не плакал, но глаза и щеки мои все еще были мокры от слез.

– Значит, вы ищете Его… или их… – сказал тихо.

– Ищем. – Он поднял на меня взгляд, но теперь мне не пришлось отводить свой, поскольку глаза его сейчас были всего лишь темными и уставшими глазами печального человека. – И некоторые утверждают, что – нашли.

– Так где же Бог?!

– Мы полагаем, что теперь Он – в тебе, Мордимер, – сказал Ангел, а тонкий рот его скривился в легкой усмешке.

Я остолбенел. Не знал, ни что сказать, ни что сделать, но, полагаю, Ангел-Хранитель и не ожидал, что я что-то сделаю или что-то скажу.

– Может, это правда. Может, нет, – снова вздохнул он. – Проблема, однако, в том, Мордимер, что среди тех, кто верит, будто Господь скрылся в человеческом теле, есть не только такие, как я. Не только те, кто любит Его бесконечной любовью…

Не знаю отчего, но снова прошила меня ледяная дрожь. Я уже не хотел слушать, что скажет мой Ангел, но знал и то, что другого выхода у меня нет.

– Ибо есть еще… – он слегка скривился, – …иные. Те, кто не может простить Господу, что Он оставил нас и подверг испытанию. Они обещали, что когда найдут человека, в котором скрылся Бог, подвергнут того ужасным пыткам, по сравнению с которыми весь опыт инквизиторов и палачей – не более чем материнская ласка.

Мне сделалось дурно. Если стану добычей, на которую охотятся безумные Ангелы, будет это жалкий итог жалкой жизни жалкого Мордимера.

– И все это лишь для того, чтобы Господь, когда очнется с памятью о причиненных Ему пытках, понял, как страдали Ангелы, избавленные Его Славы, – довершил он.

– Хотят пытать Бога, чтобы тот понял, как им было плохо без Него? – спросил я, стараясь любой ценой сдержать дрожь в голосе.

– Именно, – ответил он. – Такова их цель.

– Не думаю, чтобы Бог был во мне, – сказал я решительно. – Думаю, что Господь сумел бы найти себе более достойное место.

Он пожал плечами, и в движении том была человеческая беспомощность.

– Может быть, – ответил. – Но я так сильно хотел бы увидеть Его снова, – добавил он с печалью. – Помню лишь Славу, которая нас окружала и согревала, в которой мы черпали свое знание. А потом… – и замолчал.

Долгое время мы так и сидели, потом Ангел мой поднялся, и в движениях его была старческая усталость.

– Мы не можем тебя прятать, Мордимер, и не можем тебе помогать, – сказал он чуть окрепшим голосом. – Ибо это обратило бы на тебя внимание тех, кто желает твоей смерти. Я не должен даже разговаривать с тобой, но хотел бы… хотел бы, чтобы Бог, когда Он пробудится, знал, как сильно я Его люблю и как сильно мне Его недостает…

Он смотрел на меня так пристально, будто хотел пронзить меня насквозь, дабы понять: не сокрыт ли где-то там, под телом, душой и сознанием Мордимера, его Господь.

Потом он отвел взгляд. Угасший и почти безразличный.

– До свидания, Мордимер, – сказал. – Оставляю тебе в дар тяжкий крест, но поверь мне, не будет он столь тяжек, как ты мог бы ожидать. По крайней мере, это могу я для тебя сделать. Нашлю на твое сознание туман сладкого забытья. Будешь помнить, что мы встречались и разговаривали о чем-то чрезвычайно важном. Но смысл этого разговора ускользнет из твоей памяти. А по мере того, как время встречи будет отдаляться, она станет казаться лишь сном, видением. Однако даже воспоминаниями об этом сне ни с кем не смей делиться, если не хочешь обречь себя на погибель.

Ангел исчез, словно был лишь отражением в зеркале, которое внезапно задернули. Оставил меня одного во влажном подвале, рядом с трупом каноника, лежавшим на холодных камнях. Я весь дрожал, потом уселся в углу и обхватил колени руками.

Может, и был я Богом, как говорил мой Ангел-Хранитель (или, скорее, возможно, Бог обитал в теле моем), но даже если и так – то был нынче Богом испуганным и несчастным. Услышал беспомощные всхлипы и лишь спустя какое-то время понял, что исходят они из моих уст.