– О, нет, не я, – ответил Братта со странной мечтательностью в голосе – которая мне чрезвычайно не понравилась, поскольку свидетельствовала, что за пазухой он все еще таит некую неожиданность.
– В таком случае… – я театрально огляделся, пожал плечами и пошутил: – Это будет ваш невидимый друг?
– Иногда – невидимый, – произнес он с мерзкой усмешкой. – Но теперь он – за твоей спиной.
Это, понятное дело, старый трюк, на который не купится никто, имеющий мало-мальский опыт и сколько-нибудь разума. Только знаете ли, милые мои, у Одрила Братты не было повода отвлекать мое внимание. Он стоял настолько далеко, что не сумел бы меня ударить, а я преграждал ему единственный путь к бегству. Поэтому я мог совершенно спокойно и без опаски оглянуться.
Так и сделал. И то, что увидел, заставило меня окаменеть (подозреваю, в миг тот Лотова жена казалась бы рядом со мною резвой газелью). У меня остались силы лишь на то, чтобы со свистом вздохнуть, и сознания хватило лишь на то, чтобы понять: руки мои трясутся, а на теле проступает ледяной пот.
Он высился позади меня, огромный и враждебный. С серыми крыльями, словно измазанными в грязи, и с лицом, изрытым морщинами. Глаза его пылали огнем, а в руках был сверкающий серебром меч.
– Я здесь, – сказал он, и голос эхом загремел по подвалу, – чтобы покарать неверных и спасти истинно верующих.
Эти слова меня отрезвили. Я взглянул ему прямо в глаза – и на этот раз без страха в сердце.
– «Ты не имеешь надо мной никакой власти, если не дано было тебе свыше»[21]
, – ответил ему словами Писания.Он рассмеялся, а смех его звучал будто далекий глухой рокот.
– Малый человечек, – сказал он с презрением. – Будешь вечность молить о быстрой смерти, но не будет тебе дано.
– «А паче всего возьмите щит веры, которым возможете угасить все раскаленные стрелы лукавого»[22]
, – ответил я ему словами святого Павла.– Думаешь, это тебе поможет? – Он смотрел на меня с интересом, словно на любопытную разновидность червя, с привычками которого стоит ознакомиться, прежде чем его растоптать. – То, что ты знаешь несколько ничего не значащих слов?
– «Блаженны стойкие сердцем, ибо они Бога узрят. Блаженны солдаты веры, ибо они будут наречены Сынами Божьими»[23]
, – сказал я.Он крикнул с яростью и воздел меч. Острие вознеслось под потолок.
Я все еще не спускал с него взгляда и отчетливо видел, что его удивляет и злит мое сопротивление.
– Пади на колени, окажи послушание – и сохранишь жизнь! – рявкнул он.
– «Господь дал, Господь и взял. Да будет имя Господа благословенно»[24]
.– Тогда погибни!
– Я – меч Ангелов и послушное орудие Господа. Да будет воля Его, – проговорил я быстро.
Серебристый меч пал, будто сплетенный пучок молний. Я закрыл глаза, ибо се был последний мой миг.
И тогда я услышал звон – словно от разбившегося хрустального бокала. Открыл глаза и увидел, что клинок Ангела столкнулся с другим клинком. И ударившись о него, разлетелся сотней серебряных осколков. В руках моего преследователя осталась лишь дымящаяся черная рукоять.
– Дальше ты не пройдешь, – услышал я тихий голос.
Рядом со мной стоял человек в бурой накидке. Лицо он скрыл под капюшоном, но сверкающие золотом волосы выбивались из-под материи. В руках сжимал меч, которым парировал удар. Был это мой Ангел-Хранитель – а своего Ангела-Хранителя узнаешь всегда, независимо от того, какой вид пожелает он принять.
Ангел с серыми крыльями отступил на шаг, а на его морщинистом лице отразились удивление и испуг.
–
– И кто теперь говорит цитатами? – рассмеялся мой Ангел-Хранитель, но я знал этот смех, как знал и то, что не сулит он ничего приятного.
И тогда мой Ангел-Хранитель изменился. Лицо его засияло, будто солнце, а одежды сделались белы как снег. Снежно-белые крылья возделись под самый потолок, а рукоять меча засверкала созвездием драгоценных камней. Вместо бурой накидки теперь был он облачен в серебристый полупанцирь, отполированный как зеркало, и в спадающий с плеч плащ.
– Се пришел час мести и расплаты, – сказал мой Ангел-Хранитель с нескрываемым удовлетворением, после чего вложил меч в ножны и раскинул руки. – Иди ко мне в объятия, Михаил[26]
.Ангел, названный Михаилом, отступил с настолько явным испугом, что лицо его казалось зловещей маской, вырезанной, дабы пробуждать страх в сердцах живых существ. Но он не сумел сбежать от моего Ангела: тот шел, сильный, сияющий и улыбающийся. Золотые волосы развевались, будто под дыханием ветра. Внезапно его руки и крылья обвили серого Ангела, который крикнул полным страдания голосом. Когда я услыхал этот крик, то пал на колени, ибо звук поразил не только мои уши, но также глубины сердца и разума. Был он исполнен ужаса и отчаяния, и я не помнил, чтобы хоть когда-либо слышал нечто настолько ужасающее.