Я использовал все свое влияние, чтобы поместить Илону в казармы хезского Инквизиториума: теоретически – чтобы могла дать показания относительно отца, на самом же деле – потому что ей было негде жить. Но такое положение не могло длиться вечно. Инквизиториум – не гостиница, где можно передохнуть и переждать непростые времена.
С дочкой Лойбе я встретился в боковом крыле здания Святого Официума, в маленькой комнатушке, которая была ей предоставлена. Когда я вошел, Илона сидела на кровати, печальная и бледная, всматриваясь невидящим взглядом в бледный свет дня, проникавший сквозь узкое окошко.
– Здравствуй, Илона, – сказал я.
Обернулась ко мне, а я отметил, что ужасные события покрыли ее кожу – прямо под глазами – глубокими морщинками. О, мои милые, не поймите меня превратно. Илона все еще оставалась прекрасной, но – красотой женщины, а не невинной девицы, лишенной тревог и беспокойства.
– Здравствуйте, – сказала она бесцветным тоном. – Мне придется отсюда уйти, верно?
– Да, моя дорогая, – ответил я. – И я ничего не смогу с этим поделать. У тебя никого не осталось?
– Нет, я ведь уже вам говорила, – пожала она плечами. – Мать умерла во время родов, братьев отца прибрал мор… У меня был только он. А теперь у меня есть лишь то, чем я обладаю здесь. – Она взглянула на сундук с резными грифонами, что стоял в углу комнаты.
– Драгоценности? Сокровища?
– Немного платьев, – покачала она головой. – Немного украшений. Может, хватит на несколько месяцев скромной жизни. Риттер говорит, чтобы я ехала в столицу. – Она чуть оживилась. – Что сведет меня со своими приятелями. Может, я смогу играть на сцене?
– Это тяжелый хлеб, Илона, – сказал я. – Особенно коли начинать без друзей и денег.
– Знаете, мастер, он признался мне в любви, – легонько усмехнулась она – но улыбка была лишена веселья.
– О! – только и сказал я, почувствовав уважение к мастеру Риттеру. – И что ты ответила, если мне позволено будет спросить?
– Я не люблю его, – сказала она попросту. – Он… друг.
– Мне неприятно это тебе говорить, Илона, но когда мы поймаем твоего отца и он предстанет, обвиненный, пред Святым Официумом, что, даст Бог, произойдет очень скоро, все его имущество перейдет Инквизиториуму. Таков закон.
– Знаю, – ответила она.
Подняла глаза, полные слез.
– Почему он это со мной сделал? – спросила. – Я так сильно его любила. Думала, что он заботится обо мне, присматривает за мной… А была лишь свиньей, которую надо откармливать под нож, – добавила резким тоном, и я увидел, что она стискивает рукою край платья.
– Это верно, – ответил я, поскольку не собирался утешать ее. – Но теперь тебе необходимо научиться жить с этой мыслью. Ежели не можешь чего-то изменить, ты должна с этим смириться. А прошлого мы ни за что не сможем изменить.
– Найдете его? – спросила она, глядя теперь куда-то над моей головой.
– Конечно, – ответил я. – Не нынче, так завтра, не через месяц – так через два или через год. Официум терпелив…
– Когда его найдете… спросите – зачем…
Я покивал, но, говоря откровенно, не было нужды говорить с Лойбе, чтобы найти ответ на такой вопрос. Люди всегда жаждали бессмертия или хотя бы долгой жизни. Молодости, жизненных сил, богатства. И за столь тленную тщету отдавали бессмертную душу. Были достойны не только осуждения, но и прежде всего сострадания. Осуждение было в руках Всемогущего Господа, а мы могли даровать им лишь сострадание и послать их к Престолу Господню дорогой непредставимой, но исполненной любовью боли.
– Я думал о том, что могу для тебя сделать, – сказал я медленно. – И мне в голову пришла одна мысль.
– Да? – Она взглянула на меня без какого-либо интереса.
– Я хорошо знаю женщину, которая содержит дом, в котором встречаются богатые купцы и дворяне. Полагаю, что сумел бы уговорить ее принять тебя…
– И что мне придется там делать?
– Красиво выглядеть, вести умные беседы, пить вино, флиртовать…
– Вы говорите о доме свиданий! – Она взглянула на меня в упор и с недоверием, а потом внезапно расплакалась. – Вы и вправду желаете мне такой судьбы? Я столь малого достойна в ваших глазах? Может, это и справедливо, – продолжала она, всхлипывая, – поскольку я ничего не значу и в собственных глазах.
Я обнял ее и придержал, когда попыталась вырваться.
– Дитя, – сказал я ей. – Выслушай меня, прежде чем осуждать. Ты права, я говорю о доме свиданий, но никто не принудит тебя ни к чему против твоей воли. Пойми, ты будешь притягательна для гостей уже сама по себе. Красивая, талантливая, привлекательная, некогда богатая девушка, которую собственный отец лишил наследства и хотел убить. Ты не должна говорить о том, что узнала во время допросов, но мы можем замолвить словечко здесь, словечко там – чтобы усилить интерес людей. Они заплатят чистым золотом, лишь бы только с тобой просто поговорить – и уж тем более если будут верить, что беседа сможет принести более щедрый урожай.
Она сделалась неподвижна в моих объятиях и только всхлипывала, уткнувшись мне в шею. Я чувствовал ее теплое дыхание и слезы.