Я летел на пламени быстро, как гонимая ветром паутинка бабьего лета. Зеленые, вросшие в недра земли колоссы поворачивали бородатые головы в мою сторону. Под белой скалой лежал небесно-голубой гигант и выдыхал клубы радуги, искрящиеся всеми оттенками синевы. И именно там я заметил ту самую форму, к которой устремлялся луч. Я напряг все силы, чтобы вернуться – поскольку пламя стремилось слиться с мертвым человеком. Боль сделалась столь огромной, что почти превратилась в тошнотворное наслаждение: оно наполняло мое тело, будто кипящий мед. Пламя заколебалось, но потом, понуждаемое молитвой, повернуло назад. И внезапно я вновь оказался в темной, грязной и вонючей избе. Передо мной на полу лежал топор, весь красный от крови, что стекала из моего рта, ушей и носа.
– Боже мой, – простонал я, а потом упал на пол и свернулся в клубок.
Я дрожал от холода, ужаса и даже не от самой боли, но от воспоминаний о страдании, которое еще недавно я претерпевал.
Но теперь я знал, где искать мертвые тела. Правда, единственное, на что я оказался сейчас способен – это сблевать под себя и уснуть в луже крови и блевотины.
– Мордимер… – беспокойный голос Курноса добрался до моего слуха одновременно с ощущением, что мне разжимают зубы.
Кто-то силой влил мне в горло теплую, крепкую водку со вкусом чернослива. Я закашлялся и открыл глаза. Увидел стоявшего на коленях Курноса. Он разжимал мне зубы ножом и лил в рот водку из баклаги. Я попытался вырваться, но он держал меня крепко, а я был столь слаб, что сил хватало лишь на то, чтобы глотать невыносимо крепкий, вонючий напиток.
Наконец он отпустил, и меня снова стошнило.
– Хочешь меня убить? – простонал я и увидел, как лицо товарища растягивается в ухмылке.
– Ну ладно, ладно, все хорошо… – пробормотал он успокаивающим тоном.
– Какое, сука, хорошо, – просипел я и попытался опереться о доски, но руки подогнулись, и я снова свалился на пол.
Курнос набросил на меня подбитый мехом плащ и сел рядом. Глотнул из баклаги – аж булькнуло.
– Подохнешь, Мордимер, – сказал он и сплюнул в угол. – Богом клянусь, подохнешь когда-нибудь.
Ясное дело, мне были необходимы именно такие вот слова поддержки и помощи. Я тихим голосом сообщил Курносу все, что думаю о нем, его матери и о тех позах, в которых ее трахало все окрестное безрогое быдло. Он же хрипло рассмеялся.
– Еще глоточек? – спросил.
– Собираемся, – приказал я и дал ему знак, чтобы он помог мне подняться.
Он подставил мне плечо, я же скривился, поскольку вонь, бьющая от тела Курноса, даже в смраде этой избы была настолько сильной, что меня едва не выворачивало наизнанку.
– И куда это ты собрался? – спросил он.
– Взглянуть на закат? Послушать щебетание пташек? Поудить рыбок в реке? Как думаешь?
– Мордимер, типа, снова ожил, – пробормотал, входя, Первый, поскольку наверняка услышал мои последние слова. – Ты тут себе спал, а мы – работали. – Голос его слегка дрожал, поэтому я понял, что он крепко пьян.
Я охотно дал бы ему в ухо, когда бы поднимать руку не было столь мучительным занятием.
– И что? – только и спросил я.
– Селяне говорят, что они вернулись какими-то другими, – пробормотал Второй, входя в дом. – Ну, типа, те детишки.
– Захоти ведьма изжарить тебя в хлебной печи, ты бы тоже изменился, – сказал я. – Курнос, седлай лошадей и едем, а вы, – глянул на близнецов, но потом лишь махнул рукою, – делайте что хотите…
Первый развалился на соломе с довольным видом.
– Ну что, тогда еще по глоточку, братка? – произнес решительно.
Свежий воздух слегка меня отрезвил. Я подошел к колодцу, набрал в горсть воды из ведра и плеснул в лицо. Потом поднял ведро (а уж поверьте, милые мои, было это непросто) и вылил остаток воды на голову. Ледяные струи полились за шиворот и по спине. Я фыркнул и почувствовал, что если ко мне и не возвращается жажда к жизни, то хотя бы появляется легкая надежда, что эта жажда однажды снизойдет на меня.
Курнос уже стоял подле лошадей и помог мне взобраться в седло.
– Куда? – спросил.
– Эй ты! – крикнул я парнишке, что смотрел на нас распахнутыми глазами, пожевывая короткую палочку. – Где тут у вас водопад?
Он смотрел на меня некоторое время, а потом махнул рукой куда-то за себя.
– Там-ото, господин, – ответил, не вынимая палочки изо рта.
– Возьми его, – приказал я Курносу.
Мой товарищ подъехал, схватил его за шиворот и одним движением вздернул в седло перед собой. Ребенок был слишком ошеломлен, чтобы протестовать. Впрочем, когда видишь вблизи лицо Курноса и ощущаешь одуряющую вонь его тела, слова сами собой застревают в глотке.
Я давным-давно научился расшифровывать свои видения, хотя мир, что проявлялся в них, весьма отличался от мира реального. Великан, выплевывающий радугу всех оттенков синевы, должен был оказаться водопадом, а зеленые, вросшие в землю колоссы символизировали старые деревья – скорее всего, дубовый бор. Но из слов паренька я сделал вывод, что в околице, хвала Господу, лишь один водопад, поэтому долго искать нам не придется.
Путешествие заняло не более часа: мальчуган провел нас сквозь чащу тропками, о существовании которых мы и не подозревали.