Бароны возмущались двумя этими обстоятельствами с энергией бешеных собак, чуть ли не с пеной у рта. У них была власть. Они были ею, властью, с их богатством, землей, титулами и частными армиями, так ошибочно называемыми кожаными куртками. Вне города они были настоящими королями. В нем они низводились до просителей - нет, еще ниже - подлыми, плохо воспитанными головорезами. Именно это уязвляло их сильнее всего. Марафис растянул губы в скупой улыбке. Его люди были на страже. Надежные люди, упорные бойцы, действующие жестко, идущие до конца. У них нет жареной дичи на завтрак, это уж точно. Была бы каша с ложкой бараньего жира, да кусок кровяной колбасы, если повезет. Впрочем, вооружены они хорошо. Марафис убедился в этом сам. Он не собирался отправлять своих собратьев-стражников на войну неподготовленными. Все семь сотен были вооружены клинками Рубак, этими кроваво-красными мечами, закаленными в Красной Кузнице. Нож выжимал деньги из Правителя, чтобы заплатить за их пики, и когда он не смог выжать больше, он заплатил за их доспехи сам. Это стоило ему всего приданого, полученного от Роланда Сторновея за удовольствие жениться на его старшей дочери. Это, и еще половина сбережений, что была на его счете у молчаливых священников Храма Костей. Это были вещи не высшего качества, как у Белого Вепря, но надежные, и если удар копья приходился справа, разница была между сломанными ребрами и вывернутыми внутренностями.
Доехав до края обрыва, Марафис остановил коня и спешился. Он был сейчас невидим из лагеря, скрытый от враждебных взглядов зарослями вытянувшихся молодых деревьев и каких-то зловещего вида колючек. Под ним лежал огромный простор Волчьей, ее воды были коричневыми от испревших за зиму листьев. Деревья и кустарники, выкорчеванные ранее оттепелью, зажало бревнами, образовав остров посередине реки. Какая-то водоплавающая птица расположилась наверху комля вывороченного дерева, но Марафис знал о птицах слишком мало, чтобы определить ее породу. Внезапно он обернулся. Поток восходящего воздуха, проложивший путь вдоль скалы, неприятно холодил его мертвый глаз.
Закрой его, советовали ему те немногие, кто осмеливался говорить с ним о потере правого глаза. Добейся от упряжного, чтоб вырезал накладку, и прикрепляй ее ремешком поверх впадины. Он уже чуть было так и сделал, но что-то остановило его. Своего рода дурацкое упрямство, что он пожалеет, а сделанного не вернешь. Хорошо или плохо, он стал тем, кем он был. Пустая глазная впадина отталкивала его, и он три месяца почти не заглядывал в зеркало. В свои худшие ночи он подозревал, что его внешний вид теперь точно отражает то, что находится внутри. Люди всегда считали его чудовищем. Вот теперь он им и стал.
Самым странным было то, что иногда он думал, что мог видеть пропавшим глазом. В своих снах он видел дальше. Цвета были глубже, а контуры четкими, как прорисованными. Даже после пробуждения он был уверен, что глаз все еще на месте, ... вплоть до того мига, когда он тянулся за кувшином с водой и наливал себе чашку. Вода проливалась. Она всегда проливалась. Он достаточно хорошо видел на расстоянии, но эти мелкие промашки вблизи тела каждый раз выдавали его.
Марафис растер глазную впадину рукой в перчатке. К холоду было трудно привыкнуть, но охлаждение так близко могло заморозить даже мысли. Поганая Асария Марка! Ее паскудные чары лишили его кожи на ноге и глаза. Также она убила братьев-стражников. Пятерых из всех них, отброшенных на жесткий гранит Горьких Холмов.
Хватит, сказал он себе. Что сделано, то сделано. Он, Марафис Глазастый, верховный протектор Компании Рубак, объявленный Правителем преемником, и муж Лионы Сторновей, дочери высокородного барона. Он получил больше, чем потерял, чего нельзя сказать о большинстве людей.
По правде говоря, его новая жена была истеричной потаскушкой, чье пузо нынче раздувало отродье от другого человека. Но она была богата сверх меры, и к тому же имела счастье быть отпрыском одного из пяти Великих Домов Спир Ваниса.
Сторновей мог дать фору Хьюсу с его деньгами. Он был старше Хьюса, утверждая предком Лорда-Бастарда самого Торни Файфа, и хотя он не мог соперничать с обширным количеством правителей, вышедших из Дома Хьюсов, он более чем восполнял это богатством. Сторновей держал два наиболее важных перевала к югу от города, и все товары, идущие на север через горы, облагались его пошлинами. Так умелая организация хозяйства и слухи о золоте суллов сделали Сторновея в Спир Ванисе синонимом несметных богатств. Масштабы богатства требовали времени для привыкания. Что сын мясника знает о балдахинах, изумрудах, амбре, ароматных подушках и молитвенниках с позолотой? Что ему за дело? Власть - вот то, с чем считаются. На это должно будет работать золото Сторновеев. Оружие, укрепления, лошади, охранники, взятки - это были всего-навсего вещи, пригодные для этого.
Марафис покосился на восточную часть неба. За грозовыми тучами в форме головы вставало солнце. Пришло время отправляться.