Меч мертвых

Они и не сомневались. Как бы ни остерегали каждого в отдельности внутренние голоса, — Замятне верили больше. Да еще поначалу все складывалось настолько удачно, что только и оставалось поверить в тайную милость богов. Они истребили храбрых Суворовичей, не потеряв при этом ни человека. С Твердиславичами вышло потуже, но и это за невезение смешно было считать… Хоть и кажется людям, будто ясен душою творец молний Перун и склонен карать за неправду, — кто знает наверняка?.. И что такое неправда? Как осудить за нее, если ею покупается великая правда?..

Они не усомнились даже потом, когда вели корабль по болотам и терпели опасности и труды куда худшие, чем в двух коротких боях. Не пожелали считать все, что творилось, предупреждением. Ибо шел с ними отец их, Замятня Тужирич, и тоже терпел, и трудил себя наравне с остальными…

Но теперь?

Когда с похищением пленного корабля грозило пойти прахом все, чего ради они погибали сами и убивали других…

Когда сам Замятня Тужирич пал в бою с безвестным варягом, и так похож был их поединок на святой Божий суд, что мороз бежал по спине…

— Кто веревки припас? — озирался Урюпа. — Завал будем растаскивать! А рубить высунутся, тех стрелами расстреляем!..

Глаза у него были налиты кровью. Он доводился Замятне первым ближником и горел исполнить задуманное боярином — хотя бы и без него. Корабль-то ведь убегал, да не просто убегал — уводили. Еще немного, и поздно будет ловить!..

— Погоди, Урюпа, — остановил его воин помоложе. Звали парня Хилок, за необыкновенную силу. Он вытолкнул перед собой одного из уцелевших разбойников: — Этот вот говорит, там поодаль лежат прорубленные челны… Попортили, кто от Волдыря уходил. Глянуть надо, может, починим?

— Это сколько провозишься! — рявкнул Урюпа. — Веревки где, говорю?..

— Погоди, — повторил Хилок. — Корабля нам уже не поймать. И Замятню Тужирича не вернуть… Твердислава и чадь его без правды мы перебили, то наш боярин нам смертью своей показал…

— Так что с того?

— А то, что сделаем если, как говоришь, гнева Божьего нам уже не избегнуть.

Гридни слушали этот спор, и кто-то с сочувствием смотрел на Хилка, кто-то хмурился, отодвигаясь ближе к Урюпе. Тех и других было примерно поровну, но с Урюпой стояли старшие воины. Те, кому гнев богов не так страшен был, как немилость погибшего вожака. А вокруг Хилка — в основном молодые, меньше ходившие за боярином и еще не разучившиеся сомневаться.

— Скажи лучше: жить захотел, — зловеще промолвил Урюпа. — Через топи уйти на челнах, у другого князя хлеба кусок поискать…

Он очень надеялся, что парень оскорбленно выхватит меч, но Хилок только вздохнул:

— Я другого хочу. Со Звездного Моста вниз не свергнуться, когда кон мне придет и в Ирий зашагаю…

И понял Урюпа: продолжать спорить с ним — значит вовсе потерять всякую возможность доделать начатое или хоть отомстить. Он плюнул наземь:

— Ладно. Ступай, спасайся. Но коли еще мне под ноги попадешься…

— Челны раздобуду если, вернусь, — ответил Хилок. — Подумай до тех пор, побратим.

Корабль шел длинной протокой, падавшей в Мутную. Она то расширялась озерками, где по дну царапали ветви утонувших кустов, так что сердце обращалось в лед: снова застрять?!.. А между разливами тянулась узенькая водная тропка. Там было течение, помогавшее двигаться вперед, зато веслам совсем не оставалось пространства: девки упирались ими в раскисшую землю, клоками срывая с нее дерн, а у себя — кожу с ладоней. Они давно перешли всякие пределы усталости, но продолжали грести, совершая свой подвиг, равный деянию погибавших в заслоне. Харальд стоял у правила. Он не сделал ни одной ошибки, выбирая путь судна. Ни разу не просчитался, определяя, где следует идти напролом, а где лучше отвернуть в сторону. Или послать Крапиву с багром на нос корабля, чтобы оттолкнула затаившийся в тине топляк…

Когда протока повернула еще раз и впереди замерцала широкая лента реки, Харальд понял, что не зря родился на свет. Путь в Ладогу, по существу, только здесь начинался и был еще очень неблизок, но всем почему-то казалось: вот выбраться из болот, там-то уж…

Напряжение было так непомерно, что Харальд лишь со второго взгляда узрел корабли, шедшие по реке.

Он сразу решил, что ему примерещилось. Хищные, узкие, длинные вендские корабли… Его с младенчества учили узнавать эти стелющиеся над водой силуэты, и он узнал их даже сквозь выевший глаза пот, узнал белое знамя на кроваво-красных щитах по бортам.

Гардский Хререк конунг шел к Новому Городу…

Харальд закричал во все горло. Тут же сорвал голос и поразился тому, каким тонким и слабым получился крик. Кто услышит его?.. Вздрогнувшие девки бросили весла и стали оглядываться, и им, видно, померещилось то же, что и ему, а может, они все просто сошли с ума — начали кричать уже вчетвером.

Помстившиеся корабли почему-то не исчезали. Более того, один даже повернул в сторону протоки, и тогда Харальд заподозрил, что все это наяву.

* * *

— Их тринадцать, нас четверо, — сказал Страхиня. — Ну что ж, хуже бывало…