Письма Михаил Васильевич дожидаться не стал. И так все ясно. Видно, зря он надеялся, что за Василенко вовсе нет слежки. Даже с Соней не условился, какими словами сообщать об опасности. Вот и пришлось ей заняться самодельной конспирацией… Милая Соня! Выросла здесь, в Сибири. И отец и мать — политические ссыльные. У Сони в семье привыкли, что надо кому-то срочно добыть документы, отдать всю теплую одежду, кого-то немедленно спрятать или собрать в дальнюю дорогу. Хорошо, когда есть такой друг, как Соня… Придумала Охранкина. Да хватило бы Цапкина или Гадючкина, чтобы догадаться.
…Поздно вечером Соня услышала осторожный стук в окно.
— Михаил Васильевич! Зачем вы вернулись? Я же написала. У вас в комнате был обыск, вас хотят арестовать.
— Я приехал попрощаться…
На другой день близкая подруга Сони в костюме сестры милосердия подсаживала в вагон поезда больного, закутанного в шубу. Всю дорогу больной пролежал лицом к стене.
До Москвы Михаил Васильевич добрался благополучно. Здесь его встретил давний друг, студент Павел Батурин, который жил, как домашний учитель, в семье богатого купца. Квартира в купеческом доме! Что может быть надежней…
Фрунзе смело расхаживал по Москве. Батурин помог ему разыскать сестру Клашу. Они встретились на бульваре, и Клаша все время оглядывалась по сторонам в тревоге за брата. А он как ни в чем не бывало пошел ее провожать, подсадил в трамвай и сам вскочил следом. И вдруг на следующей остановке в вагон вошли полицейские. Клаша обмерла. А брат галантно взял ее под руку, повел к выходу, сердито бросив одному из полицейских:
— Посторонись-ка, любезный. Видишь, дама…
Клаша опомнилась, когда трамвай уже укатил за дюжину поворотов:
— Боже, какой ты легкомысленный!
Это восклицание напомнило ему о Соне. Наверное, она волнуется за него, а он все еще никаких вестей подать не может. Да и знает ли он сам, где будет завтра, куда и с каким заданием пошлет его партия. Если бы на фронт… Нет, как только что-нибудь определится, надо непременно, сразу же сообщить Соне.
Меж тем в Чите полиция во все глаза следила за Соней. Куда ходит, с кем переписывается. Но ничего подозрительного заметить не удавалось. Не было вестей ни от Василенко, ни про Василенко. Как в воду канул. И у его невесты как будто глаза заплаканные. А по Чите уже слухи ползут: «Василенко убит».
Полиция ослабила надзор. И тут Сопя исчезла из города.
ШУЙСКАЯ РЕСПУБЛИКА
За окнами вагона бежал низкорослый ельник. Громыхали под колесами мосты, перекинутые через тихие светлые речушки.
Михаил Васильевич вдруг узнал одинокую березу на краю ржаного поля. Жива! Он обрадовался этой березе, как родному человеку.
— Соня, смотри! Вон в том лесочке мы на маевку собирались. А у березы дозор караулил — паши дружинники…
Поезд шел в Шую. Вагоны были битком набиты солдатами, возвращавшимися с германского фронта. После Февральской революции никакие приказы Временного правительства уже не могли удержать их в окопах.
На Михаиле Васильевиче была такая же солдатская, видавшая виды шинель, как и на попутчиках, такая Же выгоревшая гимнастерка под шинелью.
Бородатый солдат, свесившись с верхней, багажной полки, спросил, приглядываясь к Михаилу Васильевичу:
— Вроде бы встречались мы, а не помню где… Ты с какой фабрики-то?
— Я? — Михаил Васильевич поднял голову, посмотрел на солдата, и в глазах его мелькнула озорная искра.
— А может, на одной фабрике мы работали? — раздумывал бородатый солдат. — Или где в окопе рядом быть довелось?..
— Довелось, — весело подтвердил Михаил Васильевич, — довелось нам с вами, дорогой товарищ, однажды вместе баррикаду оборонять на Садовой-Спасской.
Бородач кубарем слетел с верхней полки.
— Арсений! Ей-богу, Арсений!
— Степа! Каширин! Черт ты этакий, — приговаривал Михаил Васильевич. — Да и я ведь тебя не сразу узнал… С этакой бородищей-то…
— Бороду сбрею, — обещал Степа. — Вот приеду домой и сбрею. А потом в баню… Хватит, отвоевался…
— Ты на каком фронте был?
— На Западном, — отвечал Степа.
— И я на Западном. В 57-й артиллерийской бригаде на правах вольноопределяющегося. Вел политическую пропаганду среди солдат.
— Так мы ж по соседству с 57-й стояли…
— Соня! — спохватился Михаил Васильевич. — Познакомьтесь. Это мой старый товарищ — Степа Каширин. А это, Степа, жена моя, Софья Алексеевна.
— Очень приятно, — чинно поклонился Степа. — Разрешите вас поздравить… С семейным счастьем. Со счастливым возвращением.
— Спасибо, Степа. Вот именно, со счастливым…