В большой комнате было накурено до синевы. Над единственной лампой поднимался столб копоти.
Когда Фрунзе вошел, все сразу замолчали. Плясунков не скомандовал «встать», не подошел с рапортом. Всем видом показал, что Фрунзе ему не командир.
Командарм сел на скамью.
— Кажется, я кого-то перебил? Продолжайте.
И тут как прорвалось. Закричали, перебивая друг друга:
— Мало вас учили! Царским генералам подчиняться не хотим.
Кто-то демонстративно тащил шашку из ножен, кто-то расстегнул кобуру револьвера. Плясунков со злорадной усмешкой следил за командармом: сейчас заюлишь, ваше превосходительство, запросишь прощения!
Адъютант на самом деле испугался за командарма. Черт их знает, кто там сидит по темным углам, с какими мыслями, с каким тайным заданием от белых, А Михаил Васильевич как нарочно подошел ближе к лампе — весь на свету.
— Я прибыл сюда не как командующий армией. Командующий на такие вызовы не является. Я пришел как коммунист. Пришел, чтобы сказать: самым беспощадным образом буду бороться за дисциплину. Без дисциплины — нет и не может быть армии!
Он помолчал. Тишина была напряженная. И тогда командарм, чуть подавшись вперед, закончил:
— Я в ваших руках. Можете сделать со мной что хотите. Но предупреждаю: если еще раз получу такое приглашение, как сегодня, буду считать это самым тяжким воинским проступком, заслуживающим самого сурового наказания.
Стало тихо. В такие мгновения люди раз и навсегда принимают решение. С кем они. За кого. Против кого. Во имя него.
В такие мгновения испытывается и воля тех, кто берет на себя право распоряжаться судьбами, жизнями тысяч людей. Фрунзе это знал. Ради этого пришел сюда. Пришел, чтобы сразу дать бой анархии, разваливающей 4-ю армию.
Еще не было сказано в ответ ни слова. Но если прятался где-то в углу предатель, то час свой он упустил. Напряжение исчезло. Командарм по-деловому начал рассказывать, какое положение во всей стране, какое на Восточном фронте. Теперь Фрунзе говорил уже не резко, как вначале, а доверительно, спокойно и очень для всех понятно. Когда командарм кончил, какой-то голос, совсем мальчишеский, спросил:
— Кто вы? Генерал или коммунист?
Командарм засмеялся. Он не притворялся, что ему смешно, а хохотал от души, взявшись руками за ремень.
Мальчишеский голос настаивал, и командарм, чуть хмурясь, коротко рассказал о себе. Почему у него такая фамилия? По отцу, молдаванину. Где был в германскую войну? На Западном фронте. Где учился военному делу? На Пресне. Еще вопросы есть?
Вопросов не было. Командиры с восхищением смотрели на Фрунзе.
— Тогда до свидания, товарищи, — Михаил Васильевич пошел к дверям. Все вскочили, а Иван Плясунков отчаянно гаркнул: «Смирно!»
Фрунзе и его адъютант вернулись в штаб за полночь. Федор Федорович Новицкий выслушал рассказ возбужденного адъютанта и пошел к Михаилу Васильевичу.
— Я старый службист, — начал Новицкий. — Для меня дисциплина — это все. Но откуда такое уважение к дисциплине у вас, у… — Новицкий замялся.
— Продолжайте… — кивнул с усмешкой Фрунзе. — У беглого каторжника?
И потом сказал очень, очень серьезно:
— В большевистской партии дисциплина посуровей и построже, чем военная.
…История эта будет неоконченной, если не рассказать, как жил дальше и как погиб отчаянный человек Иван Плясунков.
Неизвестно, как сложилась бы судьба Ивана Плясункова, не встреться он с Михаилом Васильевичем Фрунзе. При таком горячем нраве мог бы Плясунков навсегда проститься с Красной Армией. Но Фрунзе никогда не вспоминал больше про дерзкую выходку молодого командира.
После Плясунков бывал еще во многих боях. В 1921 году часть, которой он командовал, очищала Тамбовщину от кулацких банд. Иван Плясунков попал в засаду и, окруженный бандитами, застрелился, чтобы не попасть им в руки.
ПРИКАЗ ВОЙСКАМ 4-Й АРМИИ № 40/9
31 января 1919 г.
Приказом РВСР от 26 декабря 1918 г. за № 470 я назначен командующим 4-й армией…
Товарищи! Глаза тыла, глаза рабочих и крестьян всей России прикованы к вам. С замиранием сердца, с трепетом в душе следит страна за вашими успехами. Не для захватов чужих земель, не для ограбления иноземных народов послала вас, своих детей, трудовая Русь под ружье.
Здесь, на фронте, решается сама судьба рабоче-крестьянской России; решается окончательно спор между трудом и капиталом. Разбитые внутри страны помещики и капиталисты еще держатся на окраинах, опираясь на помощь иностранных разбойников, Обманом и насилием, продажей Родины иностранцам, предательством всех интересов родного народа они все еще мечтают задушить Советскую Россию и вернуть господство помещичьего кнута.
Они надеются на силу голода, который выпал на долю центральных губерний вследствие отторжения от богатых хлебом окраин. Напрасные упования!
Сильные духом и верой в правоту своего дела — рабочие и крестьяне России идут неуклонно своим путем, и они уже не одиноки в борьбе…
И это наше дело, товарищи, дело Рабоче-Крестьянской Красной Армии! Еще одно-два усилия, и враг будет разбит окончательно.