Меч полководца

Под сень красных знамен социалистической Советской России вернутся все ее окраины, и работники города и деревни возьмутся за мирный спокойный труд. Страна жаждет исцеления от мук голода и холода, она ждет хлеба и мира от своей армии.

Вступая ныне в командование 4-й армией, я уверен в том, что сознание важности и святости лежащего на нас долга близко сердцу и уму каждого красноармейца.

Невзирая на все попытки черных сил посеять рознь и смуту в ее рядах, армия должна пробить дорогу к хлебу, хлопну, железу, нефти и углю, должна проложить тем самым путь к постоянному прочному миру. Я надеюсь иметь в каждом из вас верного товарища и сотрудника по исполнению этой великой задачи, возложенной на нас страной. Чем дружнее будет наш напор, тем ближе желанный конец.

Я надеюсь, что совокупные усилия всех членов армии не дадут места в рядах ее проявлениям трусости, малодушия, лености, корысти или измены, В случае же проявления таковых суровая рука власти беспощадно опустится на голову тех, кто в этот последний решительный бой труда с капиталом явится предателем интересов рабоче-крестьянского дела.

Еще раз приветствую вас, своих новых боевых товарищей, и зову всех в дружной, неустанной работе во имя интересов трудовой России.

Командующий 4-й армией, член Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета, бывший окружной военный комиссар Ярославского военного округа

Михаил Михайлов-Фрунзе.

НАЧДИВ-25

Из Москвы на имя командующего 4-й армией пришла такая бумага:

Прошение

Прошу Вас покорно отозвать меня в штаб 4-й армии, командиром или комиссаром в любой полк. Преподавание в Академии мне не приносит никакой пользы, что преподают, я это прошел на практике… Прошу еще покорно не морить меня в такой неволе… Я хочу работать и помогать Вам… Так будьте любезны, выведите меня из этих каменных стен.

Уважающий Вас Чапаев

О Чапаеве в 4-й армии говорили разное. Что он человек исключительной храбрости. Что он самодур и никакой дисциплины не признает. И Фрунзе колебался — вызывать или не вызывать Чапаева. Но потом согласился — пусть выезжает в 4-ю армию.

Признаться, он ждал, что увидит лихого чубатого рубаку. И когда однажды заметил в штабе сухощавого подтянутого командира пет тридцати, то никак не мог предположить, что именно этот командир через минуту войдет к нему и по всей форме отрапортует:

— Разрешите представиться. Чапаев. Прибыл в ваше распоряжение.

Фрунзе внимательно приглядывался к Чапаеву. А тот сел картинно, как перед фотографом, поставил меж колен отличную кавказскую шашку в серебре, положив руку на чеканный эфес.

— Вы были посланы в Академию генерального штаба? — расспрашивал Фрунзе. — Почему решили оставить академию?

— С науками справимся потом. Сначала с белыми. По моим расчетам, сейчас самое время наступать.

— А почему сейчас?

— Весна начинается. Распутица. Она Колчака придержит, особенно артиллерию. Тут можно ударить! — и Чапаев повел рукой, показывая, как славно можно ударить.

— Распутица в этих краях долгая! — оживился Фрунзе. — Местные жители говорят, что месяц, а то и больше. Хорошую обещают нынче распутицу…

— Значит, вы уже спрашивали… — усмехнулся в усы Чапаев.

Разговаривая с Чапаевым, Фрунзе все больше убеждался в том, что Чапаев и есть тот самый командир, который ему сейчас позарез нужен, которого он поставит в острие клина, разрубающего липию белых. И войдет этот клин в колчаковскую армию, как нож в масло…

Фрунзе назначил Чапаева начдивом — начальником 25-й стрелковой дивизии. А комиссаром к нему послал Дмитрия Фурманова, которого знал еще по Иваново-Вознесенску. Фурманов вместе с Михаилом Васильевичем работал в Иваново-Вознесенском Совете, а потом и в военном округе.

В Чапаевскую дивизию направил Фрунзе Иваново-Вознесенский рабочий полк. Бойцы в этом полку были необстрелянные, но Михаил Васильевич верил в своих ткачей. Для него рабочий полк был все равно что гвардия.

Чапаев со своими старыми боевыми товарищами — лихими кавалеристами встретил ткачей насмешками, уж очень потешно иванововознесеицы садились на коней. Но в первом же бою рабочий полк завоевал доверие и уважение начдива. Чапаевские лихие рубаки то устраивали митинги в окопах, то вступали в перебранку с командирами. А у ткачей были четкий порядок и революционная дисциплина.

Поглядывая на ткачей, Чапаев начал подтягивать и другие полки. Именно на это и рассчитывал Фрунзе, когда давал Чапаеву рабочую гвардию.

А вскоре случилось, что с жалобой на Чапаева прискакал один из командиров 25-й дивизии: