После зимней учебы в университете моя следующая должность ассистента принесла мне реальные деньги – около двух фунтов в месяц. Это было с доктором Хоаром, известным бирмингемским врачом, у которого была практика в Сити на пять лошадей, а что это значит, понимал каждый врач, кто работал во времена гужевых повозок, – разъезды к пациентам длились с утра до ночи. Он зарабатывал около трех тысяч в год, что требовало определенных усилий, если учесть, что эта сумма набиралась из трех с половиной шиллингов за визит и полутора шиллингов за лекарство – это все, что могли заплатить ему бедняки из Астона. Хоар был славным парнем старой закалки, крепким, краснолицым, с густыми бакенбардами и темными глазами. Его жена тоже была очень доброй и одаренной женщиной, и вскоре в их доме ко мне стали относиться скорее как к сыну, нежели как к помощнику. И все же работа была тяжелой, и ее было очень много, а зарабатывал я по-прежнему мало. Каждый день у меня были длинные списки рецептов, которые я должен был составлять, поскольку мы сами выписывали лекарства, и вполне привычным делом было оформить порядка сотни флакончиков за вечер [19].
Ко мне только начало приходить ощущение, что я дома. Боюсь, меня трудно приручить. Реджинальд Рэтклифф – славный малый, крепкий, веселый, черноволосый… Зарплата у него, скорее всего, пятизначная, а может, и больше, поскольку у него пять лошадей и симпатичный, хотя и маленький, домик [38: письмо к Мэри Конан Дойл, июнь 1879 г.].
Уверяю вас, свои два фунта в месяц я зарабатываю. С утра мы с Реджинальдом обычно совершаем обход, длится он до обеда, часов до двух. Раньше это не входило в мои обязанности, и свободного времени у меня совсем не осталось. С обеда до чая я варю ужасные настои и отвратительные смеси для пациентов, сегодня состряпал целых 42.
После чая начинают приходить пациенты, и с ними мы упражняемся до девяти, а затем ужинаем, отдыхаем где-то до полуночи и ложимся спать; как видите, дел у нас много, и это точно не самый плохой расклад. У меня несколько своих пациентов, и их я тоже навещаю каждый день, набираюсь опыта [38: письмо к Мэри Конан Дойл, июнь 1879 г.].
На следующий год Конан Дойл отважился отправиться в Арктику в качестве корабельного хирурга на китобойном судне. Учитывая, что ему предстояло еще год учиться и он был единственным медиком на борту, это было довольно смелое (и в то же время довольно импульсивное) решение.