Дорожка, по которой мы поднялись, была выложена, чтобы туристы могли рассмотреть водопад со всех сторон, но кончалась она обрывом, и путнику приходится возвращаться той же дорогой, какой он пришел. Мы как раз повернули, собираясь пойти назад, как вдруг заметили мальчика-швейцарца, бегущего к нам навстречу с письмом в руке. На письме был штамп отеля, который мы только что покинули, и адресован он был мне, причем хозяином этого отеля. Оказалось, что через несколько минут после нашего ухода прибыла английская леди, у которой была последняя стадия чахотки. Зиму она провела в Давос-плац и теперь собиралась навестить друзей в Люцерне, но в дороге у нее внезапно пошла горлом кровь. По всей видимости, жить ей оставалось всего несколько часов, но присутствие английского доктора было бы для нее лучшим утешением, если бы я только вернулся, и т. д., и т. д. В конце письма добряк Штайлер заверил меня, что моя благосклонность в ответ на эту просьбу обяжет его лично, поскольку дама наотрез отказалась обратиться к швейцарскому врачу, и что на нем лежит огромная ответственность. Прошло, наверное, чуть больше часа, прежде чем я добрался до Мейрингена. Штайлер уже ждал меня на крыльце своего отеля.
– Что ж, – сказал я, торопливо подбегая, – надеюсь, ей не хуже?
На лице старика промелькнуло удивление, и при первом же движении его бровей мое сердце в груди налилось свинцом.
– Разве это писали не вы? – спросил я, доставая письмо из кармана. – В отеле нет больной англичанки?
– Конечно, нет! – воскликнул он. – Но на нем стоит печать моего отеля! Ха, это, должно быть, написал тот высокий англичанин, который вошел после того, как вы ушли. Он сказал…
Но я не стал дожидаться объяснений. Охваченный страхом, я уже бежал по деревенской улице, направляясь к тропинке, по которой спускался совсем недавно. Прошел час, прежде чем я добрался до той самой дорожки. И несмотря на все мои усилия, спуск к подножию Рейхенбаха занял у меня еще два часа. Альпеншток Холмса был по-прежнему прислонен к скале, у которой я его оставил. Но самого Шерлока нигде не было видно, сколько бы я ни звал его. На мои отчаянные крики отвечало лишь эхо, отскакивающее от окружавших меня скал.
Во-вторых, туберкулез упоминается в истории «Пропавший регбист», к которой мы уже обращались в главе о подагре. Пропавший регбист Годфри Стонтон не является жертвой преступления. Он тайно женился (спасаясь от неодобрения своего дяди, лорда Маунт-Джеймса), но, к сожалению, жена его была серьезно больна. Холмс выслеживает их с помощью ищейки по кличке Помпей, но находит их сразу после того, как она умерла. Друг Годфри, доктор Лесли Армстронг, рассказывает Холмсу и Ватсону о том, как все произошло.