Медное королевство

— А меня ведь предупреждали, что ты норовистый. — Он выпрямился во весь рост, отряхивая песок с одежды. — И слишком легко хватаешься за оружие, это тревожит. — Он скрестил руки на груди. — Но без тебя я не уйду. Мне стоило немалых усилий и риска все это организовать. Кто другой на твоем месте мог бы даже сказать мне спасибо.

— Так и найди другого, — парировал Али.

— И дело с концом? А ты и дальше продолжишь рыться в человеческих отбросах и торговать финиками? Я предлагаю тебе вернуться в Дэвабад, пока город еще стоит на своем месте.

— Дэвабад всегда будет стоять на своем месте.

— Да ну? — Муса подошел к нему ближе. — Что, новости из столицы не доходят до этой богом забытой дыры? В городе царит разбой, экономика пришла в такой упадок, что Королевской гвардии едва хватает средств на прокорм солдат, не говоря уже о снабжении их приличной амуницией.

Али ответил ему невозмутимым взглядом.

— Но какую роль в этом упадке сыграли Аяанле?

Муса развел руками.

— А почему мы должны быть справедливы по отношению к королю, который отправил нашего принца в изгнание? К королю, который плюет на наследие предков и бездействует, когда шафитов продают с молотка?

— Это клевета, — ответил Али с презрением во взгляде. — К тому же вашему народу нет и не было дела ни до шафитов, ни до нашего города. Дэвабад — всего лишь забава для Аяанле. Вы просто играете с чужими жизнями, сидя в своем Та-Нтри и пересчитывая золото.

— Это касается нас больше, чем ты думаешь, — ответил, сверкнув глазами, Муса. — Зейди аль-Кахтани не захватил бы власть в Дэвабаде без помощи Аяанле. Твой род сейчас не был бы правящей династией без помощи Аяанле. — Уголки его губ тронула легкая усмешка. — Да и потом, чего греха таить… рост преступности и коррупции имеет обыкновение негативно сказываться на бизнесе.

— Ну наконец-то.

— Нет, дело не только в этом, — покачал головой Муса. — Я в растерянности. Думал, ты с радостью ухватишься за такой шанс. Лично я от горя с ума сошел бы, если бы мне запретили возвращаться на родину. Уверен, я бы сделал все возможное, чтобы вернуться к своей семье. А твоя семья… — Его тон смягчился. — Дела у них обстоят не лучшим образом.

Тревожное чувство пробежало по спине Али.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты хоть представляешь, как твоя мать восприняла твою ссылку? Будь благодарен, что в ответ она решила развязать всего лишь торговую войну, а не настоящую. Говорят, сестра твоя несчастна, а твой брат твердо вознамерился утопить себя в бутылке, а твой отец… — Муса замолчал, и Али заметил, как тщательно он подбирал слова, когда продолжил. — Твой отец — злопамятный мужчина, и в этот раз гнев его пал непосредственно на шафитов, которые, по его мнению, и подстегнули тебя к мятежу.

Али поморщился — последние слова угодили в самое сердце.

— Я ничего не могу с этим поделать, — заверил он. — Я пытался, неоднократно, и всякий раз в результате страдали те, кто мне дорог. А теперь и подавно: я растерял всю власть, которой обладал когда-то.

— Растерял? Ты, Ализейд-победитель-Афшина? Одаренный принц, в чьих руках расцвела пустыня, и которого сопровождают наиотважнейшие воины Ам-Гезиры? — Муса смерил его взглядом. — Ты недооцениваешь притягательность этого образа.

— Конечно, я ведь знаю, что многое из этого полная чушь. Я не вернусь в Дэвабад. — Али направился ко входу, чтобы позвать товарищей обратно в зал. — Это мое окончательное решение.

— Ализейд, пожалуйста… — начал Муса, но вовремя замолчал, когда к ним присоединились остальные.

— Мой кузен приносит свои извинения за злоупотребление гостеприимством Бир-Набата, — объявил Али. — Он продолжит свой путь на рассвете и дарит нам пятую часть своего товара в качестве компенсации за наши затраты.

Муса резко повернулся к нему.

— Что? — горячо воскликнул он по-нтарански. — Ничего подобного!

— Я выпотрошу тебя, как рыбу, — пообещал Али на том же диалекте и снова перешел на джиннский. — …в качестве компенсации за наши затраты, — твердым голосом повторил он. — …чтобы накормить детей, которые остались без ужина в то время, как его верблюды наедались досыта. А заодно пусть кто-нибудь обменяет всю его провизию на сушеную саранчу и финики. — У него на глазах возмущение Мусы сменилось гневом. — Ты жаловался на слабость? Я рекомендую внести коррективы в свой рацион. Подобная пища сделала нас очень выносливыми. — Он щелкнул зубами. — А к хрусту быстро привыкаешь.

Во взгляде Мусы сквозило негодование, но он промолчал. Али встал и положил ладонь на сердце в традиционном приветственном жесте Гезири.

— А теперь прошу меня извинить. Меня ждут дела. На рассвете я тебя разбужу. Помолимся вместе.

— Разумеется, — отозвался Муса, уже обуздав свои эмоции. — Мы не вправе забывать о своих обязательствах.

Его взгляд Али не понравился, но он уже сказал все, что хотел, и потому повернулся к выходу.

— Мир твоему дому, кузен.

— И твоему, принц.