Мехасфера: Ковчег

Полярная ночь сковала океан своими ледяными объятиями. Невидимый глазу холод усиливался на плодородной почве воображения и вызывал невероятное пугающее смятение. Когда северное сияние пряталось за черными тучами, единственной связью людей с окружающим миром оставался плеск бьющихся о корпус рыбацкого корабля волн. Мусорных волн Великого северного океана пластика и нечистот. Но даже когда Аврора покрывала рдеющими лучами мглу, та не спешила отступать. Она лишь оборачивалась тусклым сумраком, через который ничего нельзя разглядеть, а можно лишь чувствовать — через слух и ощущения тела, качающегося вместе с судном на огромных мусорных барханах ледовитого края. И как бескрайние пески несут смерть всякому зазевавшемуся путнику, так и океан не рождал ничего хорошего в своих глубочайших недрах. Один только Ойл мог догадываться, какие чудовищные создания живут под стометровым слоем гнилья, но одно было известно точно — эти твари питаются всем подряд, чтобы выжить.

К счастью для морпехов и инков, вояж сквозь полярную ночь проходил без неожиданностей, но куда страшнее оказалось сосуществовать с мыслями о живущем в пугающей темноте первозданном зле. Отряд плыл строго на север, корректируя курс по звездам в редкие моменты чистого неба, однако в остальное время приходилось ориентироваться вслепую. Мусор со скрипом терся о бока судна, рисуя в воображении путников жутких монстров, у которых урчит в животе. И в животах действительно урчало. Только не в воображаемых, а в человеческих.

— Плыть дня четыре, — прикинул в самом начале Эхо.

Полковник прошелся по носу корабля, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь впереди, но бросил эту затею.

— Небо светится, а ни черта не видно, — досадовал он. — Четыре дня… слишком много. Сколько осталось до солнечной вспышки?

Эхо достал бумаги с записями и посветил на них фонариком.

— Десять-четырнадцать дней, — произнес он с усталостью человека, прошедшего колоссальный путь через всю Пустошь к Роковой горе, но понимающего, что все было зря, времени не хватит и мифические орлы из древней сказки не прилетят.

Альфа зашел в капитанскую рубку и приложился к бутылке с чистой водой — единственной жизненно важной ценностью, оставшейся у отряда. Чтобы хоть как-то заглушить голод, все пили и пили — намного больше, чем того требовал организм.

Четыре дня слились в один жуткий сон. Непривычных к морю путников сразу же укачало и непрерывно рвало выпитой жидкостью.

— Что ж, зато мы очищаемся от токсинов, — пожимал плечами Эхо.

Чарли это не радовало. Матерый вояка не любил показывать слабость, а на крохотном корабле невозможно было уединиться, чтобы спокойно опорожнить желудок. Усугубляли ситуацию и колкие шутки Куско, окончательно осмелевшего в компании иноземных солдат.

— А морская пехота разве не названа так от слова «море»? — язвил он, поднимая себе настроение посреди суровой полярной ночи.

Полковник делал шаг вперед и заслонял собой озверевшего Чарли.

— На Марсе нет морей, — спокойно отвечал он. — Я сам не знаю, зачем отборные части армии зовутся морпехами. Дань каким-то традициям.

Опьяненный правом говорить и делать что угодно Куско никак не мог успокоиться. Постоянно поддевать солдат оказалось опасно, поэтому он все чаще переводил фокус внимания на Лиму. Боясь признаться в собственном страхе и желая хоть чем-то себя занять, он все сильнее слетал с катушек. Ему казалось, что он с честью выходит из сложившейся ситуации, но на деле лишь становился занозой в задницах окружающих.

— Не подходи к краю корабля, — прорычал он невесте, — еще разобьешься.

— Тебе-то что? — огрызнулась Лима, но быстро одернула себя, вспомнив о клятве.

— Ты теперь моя. — Куско, пошатываясь, подошел к ней и схватил ее за пульсирующее запястье. — Не выпендривайся и не рискуй собой, а то придется тебя связать. — Не дожидаясь ответа девушки, он рывком оттащил ее от борта и усадил на железную скамью возле рубки.

Пуно гневно посмотрел в их сторону. Слабая Аврора не могла дать нормального освещения, но в полумраке можно было различить до боли знакомые лица и очертания фигур. Парень с кипящей в груди яростью подлетел к Куско сзади и замахнулся, чтобы защитить самое прекрасное в мире создание, но вовремя вспомнил требование самой Лимы позволить ей спокойно доживать свои дни вместе с суженным. Он опомнился и опустил руку. В темноте его выпад остался никем не замеченным — другие лишь увидели, как Пуно подошел к соплеменникам.

— Это называется фальшборт, — гневно процедил он.

— Что? — презрительно переспросил Куско, будто отмахиваясь этим вопросом от Пуно, как он назойливой мухи.

— Ты сказал «край корабля», — уточнил влюбленный инк. — Он называется фальшборт.

— Ишь ты какой умный стал. Лучше иди следи, чтобы мы не разбились о скалы. Не забывай, что, как только умрет отец этой девки, я стану вождем и перво-наперво высеку тебя… если не перестанешь дерзить.

Пуно вновь налился звериной яростью и шагнул вперед, сжимая кулаки. Никто, кроме Лимы, не заметил этого. Она вскочила со скамьи и остановила парня:

— Слушай его, хорошо? Нам не нужны неприятности.