Путники безвольно созерцали блестящие в свете полярного сияния барханы мусора, слушали его шорканье о борта и никак не могли повлиять на скорость плавания. Хотелось дать кораблю пинок, придать ускорение, но двигатель не хотел работать быстрее положенного. Густота моря тоже не помогала плыть быстрее, воруя у человечества время из-за трения судна об океанский пластик. Корабль с трудом прорывался сквозь скопления углеводорода во всех его формах.
Нервы марсиан накалялись до предела, даже несмотря на бушующие вокруг ледяные штормы. Корабль подбрасывало на волнах, как маленький беззащитный плот. Вода заливала палубу и попадала в трюм, отчего осадка судна становилась еще больше. Вся пятерка непрерывно откачивала воду насосами, но непосредственно воды там было совсем немного — в основном детрит и крупный пластмассовый мусор, который приходилось выбрасывать за борт руками. В отличие от ватного психоделического круиза к Шпицбергену, на обратном пути скучать не пришлось. В свободное от спасения корабля время морпехи чинили насосы, а Пуно и Лима наслаждались обществом друг друга. К концу плавания они уже и представить себе не могли, что когда-то жили иначе. К хорошему привыкаешь не быстро, а мгновенно. Счастье переписывает ячейки воспоминаний, как паразит заполняет память себе подобными. Казалось, что Пуно и Лима всегда были вместе, не расставаясь ни на минуту. Да, счастье — паразит, но только де-юре. Де-факто это самое восхитительно чувство, ради которого только и стоит жить. Вот это и были самые прекрасные в их жизни дни — посреди ледяного океана и вечной ночи, в шестибалльный шторм, с кружащимися от качки головами и больными желудками, с ноющим от боли телом и сильной усталостью из-за постоянной борьбы за судно. Какая разница, что творится вокруг, если два человека наслаждаются каждым мгновением вместе?
Еще пять дней непрерывной битвы за жизнь в копилку к предыдущим восьмидесяти. Когда стало казаться, что путники сбились с курса или что буря поклялась душами всех оставшихся рыб непременно потопить корабль, на горизонте появилась тонкая полоса света. Еще несколько часов, и над волнами вдалеке сверкнул осторожный луч первого за целый месяц дня. Солнце, как лазутчик, высунулось из укрытия и незаметно для бушующей ночи поманило людей к спасению. Такое доброе, такое заботливое. Через несколько дней оно еще скажет свое убийственное слово, но пока что пребывает на светлой стороне собственной биполярной личности.
Десятого января корабль подошел к порту Архангельска. К тому, что пятьсот лет назад было портом, а теперь превратилось в кучу непролазного хлама. Стальные остовы древних зданий высились памятником похороненному здесь крупному городу. Большинство заводов стали засохшими оспинами на теле земли, но некоторые, самые неистовые из них продолжали выпускать не нужную никому в радиусе пятидесяти миллионов километров продукцию. Но вот с расстояния в шестьдесят миллионов километров прилетели марсиане, чтобы ее забрать.
— Надо быть осторожнее, — пригляделся к окрестностям Альфа. — Город каннибалов как-никак.
— Слишком тихо. — Пуно застыл на носу судна и смотрел вдаль. Без всех этих электронных примочек зрение краснокожего давало фору глазам морпехов. — Вспомните, какой хаос создавали мегамутанты.
В памяти путников сразу вспыхнули далекие дни смертельной борьбы с каннибалами. По спинам всех пятерых пробежала холодная дрожь. Они ожидали увидеть в Архангельске орды дикси и берлогов с какими-нибудь изощренными средствами медленного гурманского умерщвления жертв, но ничего такого не наблюдалось. Береговая линия тянулась спящим погостом без намека на какое-либо движение. Солнце застыло чуть выше города — такое чужое, непривычное, инородное на зимнем северном небе.
— День. Мы целый месяц его не видели, — вздохнул Эхо.
Отряд не нашел ничего подозрительного в мертвой пустоте города и поплыл ближе, почти к самому устью впадающей в море Северной Двины.
— Ищите работающий завод, — с тревогой проговорил Альфа. — Я точно знаю, что ракетные приборы еще производятся.
Корабль долго лавировал между торчащими из воды рубками подводных лодок. Словно вершины айсбергов, возвышались эти надстройки, а океанский и речной мусор скрывал под собой туши несметного количества субмарин. Вся береговая линия между Архангельском и Северодвинском пестрела торчащими антеннами и шпилями подводных кораблей, как трезубцами Посейдона, произведенными на фабрике реквизита старых богов.
— Северо… как? — спросила Лима.
— Северодвинск, — ответил сержант.
— Ну и словечки были у наших предков.
— Вижу завод! — Эхо навалился на правый борт корабля. — Вон. Трубы как на архивных фотографиях.
— Хорошо, — кивнул Альфа. — Второй должен быть в десяти километрах на запад.
— Неужели мы это сделаем, сэр?
— А ты сомневаешься? — ухмыльнулся полковник. — Мы уже это сделали. Как только получили приказ от генерала морской пехоты. Осталась только пара формальностей.
В этот момент воздух вокруг них посветлел, как будто с неба ушло плотное облако, но облаков нигде не было. Это начало мерцать солнце.