Мехасфера: Ковчег

Когда марсиане и инки попали в рабство, в тускло освещенных холодных камерах их встретили несколько таких вот опустившихся до крайней степени людей. В прошлом обычные люди — торговцы, охотники, представители разных племен — теперь были полностью раздавлены, опустошены, предательски лишены даже шанса вновь увидеть белый свет, покуда не придет их покупатель. После первого шока, привыкнув к темноте, морпехи и краснокожие разглядели местных обитателей. Те томились в длинной веренице уходящих во тьму подземелья камер, разделенных между собой не стенами, а решетками. Ряды камер выглядели как конвейер какого-нибудь завода Великой пустоши. Только тут создавались не микроволновки, не автомобили и даже не патроны к оружию, тут велось производство рабов. Нельзя же просто взять человека, сковать ему руки и продать первому встречному богатею с пригоршней калорий или киловатт — жертва еще не чувствует себя рабом в привычном понимании этого слова, что сулит много проблем, а упитанные толстосумы не хотят лишних хлопот, им подавай покорное и униженное существо. Вот этим и занимались в тюрьме Питта. Людей доводили до крайности голодом, вонью и холодом, чтобы поскорее сломить их волю, вынудить рехнуться и в конце растянутого на долгие месяцы изуверского конвейера лишить собственного сознания.

Кто-то ломался сразу, и его легко продавали, а кто-то успевал умереть прежде, чем приходил покупатель. Была еще и третья, особая, каста — сумасшедшие. Даже на фоне доведенных до крайности и потерявших связь со своим разумом людей находились особенно ненормальные, с отличающимся от общепринятого в такой ситуации поведением. Эти создания теряли последнюю связь с реальностью, начинали громко орать, ухватившись руками за прутья ржавой решетки и разбивая о нее лицо. Именно такие жуткие вопли встретили инков и марсиан.

Новые узники попали в две первые камеры у входа в катакомбы. Краснокожие — в правую от коридора, а морпехи, которых из-за цвета кожи приняли за шпионов могильщиков, — в левую. Первые дни стали для новоприбывших самым трудными, так им показалось. Мыслями они оставались еще максимально свободными и сопротивлялись гнетущей реальности всеми силами своей несломленной психики. Даже голод их оказался не таким сильным, хотя они и не ели последние несколько дней. Перед пленом инки и марсиане чувствовали себя истощенными, но все познается в сравнении. До настоящего изнеможения им оставалось еще пять-десять дней. Тогда наступал тот самый критический переходный период, когда все самые крохотные накопления организма заканчиваются, мусорных консервов не хватает, но человек еще не может заставить себя получить новые калории из гнойных крыс. Но к третьей неделе переломный момент проходит, и большинство пленников уже в состоянии себя прокормить. Не считая тех, кто просто умирает от брезгливости и безысходности.

Вопреки ожиданиям Куско Пуно оказался достаточно выносливым, чтобы научиться переваривать мусорные консервы и тушки крыс быстрее, чем организм тратил калории на поддержание жизни. Его травмы ребер и, как выяснилось, внутренних органов тоже продолжали залечиваться. Возможно, в каком-нибудь теплом спокойном месте он полностью поправился бы за месяц и даже не вспомнил бы о ранах, но в холодном и сыром подземелье даже через месяц они давали о себе знать, хотя в общем и целом он немного окреп и даже смог вести нормальную жизнь. Нормальную по меркам тюрьмы. Он хлюпал по загаженной за сотни лет камере вместе с другими инками, ложился на небольшой каменный парапет по ночам и вставал с него по утрам. Мерз так же, как остальные, и стучал зубами почти все свободное время.

Чтобы не свихнуться в жутких условиях, инки постоянно общались с сидевшими через проход марсианами. Две противоборствующие стороны перестали видеть друг в друге врагов. Теперь они стали единственными близкими людьми в радиусе четырехсот километров и с каждым днем все сильнее забывали прошлые обиды, зато обрастали новыми душевными связями. Мешали их общению только атаки рад-крыс да крики сошедших с ума невольников дальше по коридору — сидевшие уже полгода, никому не нужные, хилые и болезненные рабы не смогли найти себе новых хозяев после обязательного двухнедельного периода «созревания». К великому своему сожалению, они против воли научились питаться крысами, чтобы не умереть, — инстинкты всегда были сильнее любого человеческого здравомыслия, поэтому приходилось медленно, слишком медленно умирать под аккомпанемент своих ежедневных криков.

— Убейте меня, что вы смотрите! — кричал в пустоту один из таких голосов.

Но в камерах такие рабы остались одни, потому что чуть раньше с холодным радушием выполнили аналогичную просьбу своих сокамерников, избавив тех от тягот тюрьмы, и не оставалось больше никого, кто мог бы убить их самих.

— Хватит смотреть! — продолжал кричать очередной псих. — Выключите свет! Тут слишком ярко, я не хочу, чтобы меня видели!