Меланхолия

А так - тишина и пустота. Любые звуки промерзают насквозь и разбиваются на тысячи льдинок, вплетаясь в глухой шум текущей реки. Не хочется двигаться, хочется вот так замереть, утихнуть навечно среди серпантина ночного празднества, после пьянящей любви в неразборчивой темноте - необязательной и страстной. Впрочем, и есть в этом привкус какой-то неправильности, натужной идиллии, беспокойного холодка в ладонях. Что-то, возможно, и желаешь вспомнить, пробить тонкую коросту льда, но расслабленность, теплота и податливость тела уверяет - все хорошо, все и так хорошо, и не стоит отягощаться прошлым.

Корабль оживает. Внутри начинают хлопать двери, раздаются сонные голоса, шумит вода. Обычное начало обычного дня на Горячей реке. Стучат босые ноги и мимо со сосредоточенным видом пробегает господин в трусах. Мы привычно киваем друг другу, я демонстративно поправляю свою куртку, ежусь, спортсмен улыбается и следует дальше на корму, чтобы начать новый круг. На заиндевелой подкладке палубы расплываются влажные круги. Я прихлебываю кофе и рассматриваю приближающийся лес. Пологий откос с далеким поселением прорастает черными стволами с вкраплениями пушистых елок. Снег вокруг стволов имеет углубление и кажется что деревья только сейчас вырвались из подземного плена, прорвали мембрану мерзлой земли, протянули холодные руки к низкому багровому солнцу.

Река вновь сужается, берега обрастают ледяной бахромой, которая протягивается над водой и пытается дотронуться до бортов корабля. На ее концах прозрачные пальчики совсем истончаются и легко ломаются медленно плывущей тушей судна. Раздается не скрежет, а перезвон, такой же прозрачный перезвон странных колокольчиков, теперь уже еле слышный за суматохой проснувшихся пассажиров. Я встаю с насиженного кресла и подхожу к перилам, счищаю снег и опираюсь локтями, удерживая теплую чашку над водой. Даже здесь чувствуется почти нереальная смесь тепла и холода, безумного соседства зимы и незамерзающей реки.

Лес густеет, становится ближе, появляются беспорядочно поваленные стволы, некоторые из которых угрожают преградить нам путь низкими заснеженными арками. Но все проверено и рассчитано. Корабль идет дальше. Черная вода слегка попахивает, но тут уж ничего не поделаешь - изобилие горячих источников, уносящих к поверхности малую толику тепла крови земли вместе с привкусом соли и железа. Кому-то не нравится, кто-то морщит нос и говорит "фи!", но ко всему быстро привыкаешь, тем более что сам корабль пропитан искусственными ароматами цветущей клумбы. Но их власть начинается за стеклянными дверями, и они даже не решаются особо проникать за них, оставляя мороз и запах реки в нашем распоряжении.

- Ты встаешь очень рано, - говорит она и кладет руку мне на плечо. Почему-то это не раздражает - естественное касание двух тяготеющих тел. И нет упрека, только легкое удивление. Или гордость? Но... Гордость? Не многое ли приходится мнить о себе?

Я не оборачиваюсь, лишь прижимаюсь холодной щекой к теплым пальцам:

- Ты сошла с ума. Замерзнешь.

Она обхватывает меня за пояс и крепко прижимается. Льнет и мурлычет:

- Точно. Я даже трусики не надела... - многозначительная пауза соблазна.

- Простудишься, - говорю я. Проклятая девчонка. Кошка. Маленькая, пушистая кошечка. Впрочем, что я от нее хочу? - Марш в постельку греться.

- Там хо-о-о-о-лодно, - блеет она одиноким барашком, - там го-о-о-о-лодно, там во-о-о-о-лки живут...

Я завожу руку назад и хлопаю ее по попке. Надо же, действительно, один халатик. Чокнутая. Но мне ничего не хочется. Даже этого тела. Игры начинаются позже. Гораздо позже. Сейчас просто покой. Суровый покой прозрения, где все эти кошечки и барашки - лишь приятная бутафория, вероятностный феномен горизонта. Дьявольски милый и, можно сказать, красивый. Юный. Но не более того.

Она это чувствует. У нее способность к эмпатии. Ей ничего не стоит уловить мою холодную волну, пропустить ее через себя, отмодулировать до высокого градуса возбуждения... Ей многое удается. Однажды мы это сделали прямо здесь - на перилах. Модулировали общую чувственную волну. Но это слишком. Слишком сладкое и замысловатое. Поэтому она ничего не делает. Накрывает своей ладонью мою ладонь, прижимая к упругой попе, отталкивается и исчезает. Аромат чистого тела остается. Намек и обещание. Ведь мы здесь вместе? Ведь мы здесь вдвоем? А если это значит нечто больше? Мы храбримся, мы не выдвигаем условий и не составляем контракт, мы ждем и надеемся.

- Ваша подруга не только красива, но и умна, - говорит спокойный голос. Рядом остановился пожилой мсье. Он мне тоже, конечно же, знаком. Визуально, но иметь честь быть представленными нам не сподобилось. Но ведь был традиционный вечер знакомств? Нет, не помню. Имена - совсем не то, что здесь может вспомниться. - Редкое сочетание.

- Вы думаете? - с интересом спрашиваю я. Всегда полезно взглянуть на нечто привычное с чужой точки зрения.