Мелодия тумана

Так мы стали жить вместе, под одной крышей. Я даже присматривала за Питером. Почему-то мне казалось, что он совершит самоубийство. Его психика стала очень слабой. Боюсь, если бы не моя семья, он умер сразу же, после моих похорон. Возможно, кстати, именно поэтому отец поселил его с нами – хотел, чтобы он мучился, но ничего не мог с собой сделать. За Питером всегда следили стражники и ни на минуту не оставляли его одного. Наверное, отец мстил ему таким способом.

Потом мы узнали, что Аластор покончил с собой. Даже его смерть не облегчила душу Питера. Он затухал с каждым прожитым днем. Ночами плакал, а днем либо спал, либо в каком-то беспамятстве гулял по парку и выходил к реке. Когда светило редкое, но ярко солнце, он кутался в плащ чуть ли не с головой и оставлял лишь горизонтальную прорезь, чтобы видеть дорогу. А во время дождя оставлял его на кресле возле камина и бродил по окрестностям Беркшира в одной рубашке и легких штанах. Я на коленях умоляла его прекратить издеваться над собой, но он был глух к моим просьбам.

Вскоре Питер стал бледным и худым, а еще постоянно ходил в мокрой одежде. Как назло, в тот год выпало слишком много осадков. Летом, осенью и весной сутками лил дождь, а зимой валил снег, замораживая все в округе. Вскоре я уже больше не могла смотреть на Питера без боли. Я видела перед собой оболочку. Мне и так было до истошного вопля страшно за себя и свое существование, а тут еще человек, которого я любила до беспамятства, угасал у меня на глазах. Это было невыносимо – создавалось впечатление, что убили его, а не меня. Представляешь, это он казался призраком, а не я. На фоне Питера я выглядела живой.

Тогда-то я и попросила Питера уехать из Беркшира. Я умоляла его покинуть и Англию, чтобы он смог начать новую жизнь и забыть о старой. Он не послушался. Питер считал, что теперь всегда должен находиться рядом со мной, не понимая, что от этого и мне, и ему только хуже. Он был почти таким же безумцем, как и его отец. Только его безумие было рождено не ненавистью, а болезненной любовью. Это так слащаво звучит, но мы правда не могли дышать друг без друга. Только, я ведь, и правда, тогда уже не дышала…

И пусть отец сам пригласил к нам Питера, уверяю, он его ненавидел. Отец даже перестал разговаривать. Он полностью ушел в себя. И, я уверена, хотел уничтожить Питера. Особенно его раздражало, когда Паулет медленно ходил по нашему замку, медленно ел и медленно разговаривал. У Питера остановилось время. И не только у него. Время перестало существовать во всем замке.

Отца раздражало, что Питер не может справиться с горем, демонстрируя свое болезненное состояние как слугам, так и моим родителям. Создавалось впечатление, что хуже всех именно ему, хотя это было далеко не так – отец, мать и даже мой младший брат Гай, которому недавно исполнилось три года, страдали в разы хуже. Матушку парализовало, а отец больше никогда не улыбался и перестал доверять людям. Но внешне казалось, что больше всех тяжело именно Питеру. Признаться честно, иногда мне хотелось не только накричать на него, но и ударить. После своей смерти я увидела в нем огромный недостаток – он не мог взять себя в руки, когда случалось что-то из ряда вон выходящее. Да, он очень сильно любил меня, но его неумение держать свои чувства в узде, сильно меня расстраивало.

В замке каждый день витала тяжелая атмосфера. Я не могла смотреть ни на родителей, ни на Питера, поэтому решила, что все, хватит со всех нас и этого, кому-то пора начинать жизнь заново. Я уговорила Питера уехать от меня только через год наших совместных мучений. Сказала, что мне в сотню раз хуже, когда я смотрю на его умирающее лицо, которое раньше наполняла красота жизни. Только тогда он меня услышал и понял, что и ему будет сложно прожить всю жизнь, глядя на мертвый облик любимого человека и касаться ледяного тела, которое всегда было для него жарче огня. Но, когда мы прощались, я взяла с него клятву жить. Я попросила его умереть естественной смертью. Я умоляла его ничего с собой не делать.

Питер собрал небольшой чемодан и уехал из страны. Кажется, он мечтал о Германии. Наша последняя встреча состоялось здесь, в этой самой комнате. Он попросил меня сыграть мелодию, которую для нас сочинил. Эта та самая мелодия, ДжонгХен. Ты играл ее сегодня.

Элиза снова замолкла, а я сидел рядом с ней как парализованный. Не знаю, ждала ли девушка от меня хоть каких-нибудь слов или вопросов, но говорить в тот момент я не мог. У меня дико разболелось сердце, и, если бы я узнал о жизни Элизы что-то еще, оно бы просто не выдержало, разрываясь на части.

– То есть он год жил с тобой? – спросил я.

– Да.

– И твой отец вообще не препятствовал этому?

– Там была странная ситуация. Когда все это произошло, он готов был разорвать Питера на куски. Отец всегда отличался от других Пэров²¹ добрыми намерениями и гладким характером. Но после моей смерти все изменилось. Мать рыдала на коленях, когда отец собирался в замок Болтон с ружьем.

– И он ходил туда?

– Нет, я отговорила. В тот момент отец слышал только меня.

– И что ты ему сказала?