Мемуары

Не успел Талон окончить свою речь, как старейшина Большой палаты Креспен огласил другое прошение — от мадемуазель де Лонгвиль, которым она ходатайствовала об освобождении отца своего и о том, чтобы ей позволено было остаться в Париже, дабы о сем хлопотать.

Едва закончилось чтение этой бумаги, как служители доложили, что у дверей дожидается капитан гвардии Принца, Де Рош, который просит Парламент оказать ему честь принять его, дабы он мог вручить ему письмо от трех принцев. Де Рошу дана была аудиенция. Он объявил, что письмо передал ему кавалерист из конвоя, сопровождавшего принца де Конде в Гавр. Оно было оглашено — принцы требовали в нем, чтобы их судили либо вернули им свободу ³⁰⁹.

В пятницу, 9 декабря, когда ассамблея палат собралась для прений, церемониймейстер двора Сенто доставил в Парламент именной указ, которым Король предписывал отложить всякое обсуждение до того, как депутация Парламента, к нему посланная, выслушает его волю. Депутацию отрядили в тот же день после обеда. Королева приняла членов Парламента лежа в постели и объявила им, что очень больна. Хранитель печати прибавил, что Король, который при сем присутствовал, желает, чтобы палаты воздержались обсуждать сообща какие бы то ни было вопросы, пока здоровье Королевы, его матери, не окрепнет, и тогда она сможет уделить более внимания делам, дабы решить их к удовлетворению Парламента.

Десятого числа Парламент постановил отложить обсуждение лишь до 14 декабря; в этот день старейшина Парламента Креспен, не зная, какое решение принять, предложил просить архиепископа Парижского возглавить торжественное шествие палат, дабы молить Бога внушить им одни только благие решения.

Четырнадцатого декабря в Парламент прислан был именной указ, имевший целью не допустить обсуждения. В нем стояло, что Королева, без сомнения, в самом скором времени удовлетворительно решит дело принцев. Указ этот не оказал никакого действия — прения начались. Советник Большой палаты Ле Нен предложил просить герцога Орлеанского пожаловать в заседание, — предложение его было поддержано большинством голосов. Из того, что вам уже известно, вы можете судить, что герцогу рано еще было появляться на сцене. Он ответил депутатам, что ни в коем случае не явится в ассамблею: там слишком шумят и не наблюдают более никакого порядка; притязания Парламента приводят его в совершенное недоумение; палатам не подобает заниматься рассмотрением подобного рода дел; выход у них один — переслать прошения Королеве. Благоволите заметить, что ответ этот, который обдуман был еще во время первых наших совещаний у принцессы Пфальцской, благодаря хитроумию Месьё, приписан был внушению двора, ибо Месьё дал ответ присланным к нему советникам Дужа и Менардо только после того, как уведомил об их посольстве Королеву, а ей так ловко представил выгоды отсутствия своего в Парламенте, что вынудил двор просить его туда не являться. Его ответ депутатам окончательно утвердил двор во мнении, что маршал де Грамон в самом деле проник в истинные намерения Месьё, а Первый президент еще укрепился в мысли, что фрондеров на этот раз обведут вокруг пальца; однако, поскольку самого Первого президента обвести вокруг пальца в той же мере, что маршала де Грамона, Кардиналу не удалось, тот был отнюдь не прочь, чтобы Парламент пришпорил первого министра; хотя время от времени он делал вид, будто пытается обуздать слишком рьяных, нетрудно было понять иногда по собственному его поведению и всегда по тому, как держали себя его приверженцы в корпорации, что он хочет освобождения принцев, хотя и не хочет добиваться его ценой гражданской войны.

Пятнадцатого декабря прения продолжались.

Семнадцатого декабря они продолжались также, с той, однако, разницей, что Деланд-Пайен, докладчик по ходатайству принцев, спрошенный Первым президентом, не намерен ли он прибавить что-нибудь к мнению, изложенному им 14 и повторенному 15 декабря, прибавил, что, ежели Парламент сочтет возможным присовокупить к устным и письменным своим представлениям об освобождении принцев еще и жалобу по всей форме против образа действий кардинала Мазарини, он ее поддержит своим голосом. Бруссель высказался против Кардинала еще более резко. Я так и не дознался, по какой причине Первый президент, отчасти даже против правил процедуры, заставил докладчика таким способом во второй раз повторить свое мнение, знаю только, что в Пале-Рояле на него за это разгневались, тем более что при этом повторении названо было имя Кардинала.