Мемуары

Принц де Конде, которого двор непрестанно склонял к примирению, изо дня в день подстрекал Парламент, чтобы сделаться более необходимым и Королеве, и герцогу Орлеанскому, а поскольку мне было выгодно, чтобы старая Фронда не утратила ни своего боевого духа, ни влияния, я тоже не сидел сложа руки. Королева с недавних пор первым недругом своим почитала принца де Конде, однако старалась довести до моего сведения, что всеми силами старается вынудить его к переговорам. Виконт д'Отель, который, будучи капитаном гвардии Месьё и моим личным другом, приходился братом маршалу Дю Плесси-Пралену, семь или восемь дней сряду добивался от меня согласия на тайное свидание с маршалом, чтобы обсудить дела, касающиеся, по его уверениям, и жизни моей, и чести. Я долго противился, ибо знал маршала Дю Плесси за ярого мазариниста, а виконта д'Отеля за славного малого, которого ничего не стоит провести. Месьё, которому я рассказал о его домогательствах, приказал мне выслушать маршала, взяв всевозможные предосторожности; распорядился он так потому, что маршал передал ему через своего брата, что готов претерпеть любую кару от руки Его Королевского Высочества, если Месьё не почтет сведения, которые он намерен мне сообщить, крайне для себя важными. Словом, я встретился с маршалом ночью у виконта д'Отеля, который, хотя и жил в Люксембургском дворце, имел еще квартиру на улице Данфер. Маршал без обиняков заговорил со мной как посланец Королевы; он сказал, что она всегда благоволила ко мне, она не хочет моей гибели и в доказательство этого предупреждает меня — я на краю пропасти; принц де Конде ведет с ней тайные переговоры, она не может открыться более, не будучи во мне уверена, но, если я готов перейти к ней на службу, она представит мне неопровержимые доказательства своих слов. Как видите, все это было довольно туманно; я отвечал, что, со своей стороны, никогда не усомнюсь в известиях, какие Королева удостоит мне сообщить, но Ее Величество понимает, что Месьё, связав себя столь торжественными обязательствами с принцем де Конде, может порвать с ним лишь в том случае, если ему не только представят доказательства неискренности Принца, но если и он, в свою очередь, сможет предать их гласности. Это объяснение, хотя и совершенно справедливое, сильно озлобило против меня Королеву, которая объявила маршалу: «Он хочет своей гибели — он погибнет». Маршал сам пересказал мне эти слова десять лет спустя. Вот что Королева имела в виду: Сервьен и Лионн, которые вели переговоры с принцем де Конде, обещали назначить его самого губернатором в Гиени, брата его — губернатором в Провансе, а герцога де Ларошфуко, который знал о переговорах и даже присутствовал на них, — наместником в Гиени и губернатором в Бле. Принцу де Конде по этому договору предоставлено было бы право содержать в назначенных провинциях все свои войска, кроме тех, что стояли гарнизоном в крепостях, уже ему возвращенных. В Клермоне он оставил Мея, в Стене — Марсена, в Бельгарде — Бутвиля, в Дижонской крепости — Арно, а Персана — в Монроне. Судите сами, какую власть это ему давало. Лионн с тех пор неоднократно заверял меня, будто они с Сервьеном совершенно искренне предлагали Принцу Гиень и Прованс в убеждении, что двор должен пойти на все, чтобы привлечь его на свою сторону. Люди, которые повсюду ищут тайный умысел, утверждали, будто они желали обмануть Принца. Суждение это стало казаться правдоподобным потому, что они преуспели в деле так, словно и впрямь имели такое намерение: принц де Конде, уверенный, что двое рьяных приверженцев Мазарини не осмелились бы делать ему столь важные предложения без приказа Кардинала, и к тому же с самого начала не встретивший никаких препятствий на пути к губернаторству в Гиени, которое он и впрямь получил, передав Бургундию д'Эпернону, Принц, говорю я, уверенный в том, что Кардинал готов предоставить ему губернаторство в Провансе, еще не получив назначения, согласился или дал понять, что согласен — на сей счет ходили разные слухи, — на изменения в Совете ³³⁶

, которые произведены были 3 апреля; я расскажу вам, как это случилось, но прежде осмелюсь заметить, что, на мой взгляд, это была самая большая политическая ошибка, какую во всю свою жизнь совершил принц де Конде.