Мемуары Дьявола

Но Гийом или разгадал ловушку, или, что весьма вероятно, и не имел нужды в столь глубокой проницательности, а просто подслушал мои обвинения, прячась за дверью, — эта преграда отныне для него не существовала, но он не пожелал ее преодолевать. Отец, дабы предоставить Гийому полную свободу действий, потребовал, чтобы я покинула свой пост рядом с его опочивальней. Я повиновалась. Я устала от бесконечных кошмаров; страх и ужас одолевали мою душу и разум. Каждое утро я просыпалась в ожидании, что либо мой отец умер, либо вызвал полицию, обвиняя моего мужа в покушении на его жизнь. Но ничего не случилось, и неделю спустя отец, переменившись во мнении о Гийоме, говорил мне, что я слишком впечатлительная дурочка, начитавшаяся дешевых романов. Вам, наверное, кажется, Эдуард, что за этот предел мои невзгоды уже не могли зайти. Это заблуждение; слово «дурочка», произнесенное отцом с улыбкой, Гийом решил истолковать буквально. Он показал меня врачам, которым в доказательство моего безумия рассказал о моих подозрениях. Все жалели несчастного, которого угораздило жениться на сумасшедшей, а за мной установили круглосуточное наблюдение. Два месяца спустя, как раз после того, как вступил в силу закон об упразднении наследственного права на пэрский титул, отец отошел в мир иной. Когда Гийом сообщил мне о его смерти, я от негодования не смогла удержаться от восклицания:

— Поздновато, не правда ли?

Присутствовавший при этом медик шепнул Гийому:

— Да, вы правы — это навязчивая идея.

Через неделю я оказалась уже в больнице, в той самой, откуда пишу вам, Эдуард, в той самой, где нахожусь уже год и где умру, если вам не удастся вызволить меня».

Луицци закончил чтение рукописи, и в тот же самый момент перед ним вырос Дьявол.

— Так где мы находимся? — с ужасом спросил барон.

— В сумасшедшем доме, — хохотнул Сатана.

— А кто эта спящая женщина?

— Госпожа де Карен.

— Она что, в самом деле безумна?

— Это вопрос к врачам.

— Ее муж действительно виновен во всех этих мерзостях?

— Это вопрос к правосудию.

— Но откуда судьи могут узнать о них?

— Обратившись к тому, кто знает все.

— То есть к тебе, лукавый? Что ж! Расскажи мне всю правду.

— Вот еще! — присвистнул Дьявол. — Ты опять заявишь, что я клевещу на общество. Лучше расскажи мне, что ты извлек для себя полезного из прочитанного.

— Во-первых, я понял, что проспал двадцать месяцев кряду.

— Иногда твоя мудрость просто поражает, о повелитель.

— И пока я спал, произошла революция.

— Ах да, этот дурацкий фарс.

— Думаю, ты должен мне его пересказать, ибо не могу же я вернуться в общество, не зная деталей такого важного события.

— А стоит ли? У власти выскочки, куда более спесивые, чем те, кого они сменили; процветает еще более низкое раболепство перед теми, кого прежде почиталось за честь презирать; бестолковая оппозиция со стороны людей, ранее распинавших всякую возможность оппозиции. Те же ошибки, те же преступления, та же глупость, только в другой личине — вот, пожалуй, и все.

— Я хочу все знать.

— Что ж, я могу рассказать, если только задача, которую тебе предстоит решить, оставит хоть немного времени, чтобы выслушать меня…

— Какая еще задача?

— Генриетта Бюре находится здесь, среди умалишенных, а девочка, которую ты видел у госпожи Дилуа {338}, погибает в нищете.

— Нужно спасти их!

— Хорошо. Но сначала нужно выйти отсюда. Следуй за мной.

И Дьявол пошел вперед…

Конец четвертого тома

Том пятый

I

СЕСТРА МИЛОСЕРДИЯ

Встреча с шуанами {339}

Речь шла о побеге из сумасшедшего дома, и Луицци охотно поспешил за своим спасителем из преисподней. Пока они пробирались по, казалось, бесконечному заведению для умалишенных, все шло как нельзя лучше: двери и решетки распахивались перед Сатаной по мановению его руки, Арман торопливо проскакивал следом. Но как только они оказались в чистом поле, началась настоящая жуть. Стояла непроглядная темень; порывистый ветер сек лицо барона нескончаемым ледяным потоком дождя. Раскисший от непогоды дорожный грунт прилипал к его когда-то модной обуви, превратившейся в некое подобие болотных мокроступов; время от времени грязная жижа, словно трясина, засасывала один из башмаков, заставляя нашего героя на ощупь разыскивать его в темноте. Сатана же с легкостью вышагивал по почти непролазной топи, словно прогуливался по привычным для своих владений пылающим углям. Он терпеливо и безмолвно дожидался, пока в очередной раз обуется ругавшийся на чем свет стоит Луицци. Затем дорога втянулась в тесную ложбину между обрывистыми кручами, увенчанными колючей лесной чащобой. Необъятные дубы и столетние вязы, там и тут возвышавшиеся над густым кустарником, простирали толстенные сучья над узкой дорожкой и перекрывали ее на всю ширину, как бы стремясь обменяться рукопожатием с ветвистыми собратьями на противоположной стороне.