Мемуары Дьявола

Тем не менее я внутренне готовила себя к тому, что наступит час выбора — или говорить начистоту, или прекращать ставший совершенно бесполезным присмотр за стариком, который к тому же отвергал все мои старания как надоедливую блажь, или молчать и таким образом превратиться в невольную пособницу преступления, или разоблачить его. Пока я колебалась, изнуренный до предела отец и в самом деле тяжко занемог. По роковому совпадению, законопроект об упразднении наследования пэрского титула в тот же самый день был представлен на обсуждение обеим палатам и, судя по газетам, все шло к тому, что он будет принят.

Легко излагать живые факты, Эдуард; но как трудно объяснить те чувства, что приходят к нам из глубин подсознания! В тот час, когда «Монитор» принес нам эту новость, Гийом сидел у постели отца. Чужая душа — потемки, но да переломит Господь перо в моих руках, если я ошибаюсь или лгу: клянусь, что Гийом, кося одним глазом на «Монитор», а другим — на больного, скрупулезно взвешивал, сколько времени понадобится на прения, а затем на ратификацию нового закона, и успеет ли батюшка забрать с собой на тот свет пэрский титул. Зловещая ухмылка блуждала по лицу Гийома во время этого безмолвного созерцания, и сердце мое объяло холодом, когда он наконец ласково обратился к отцу:

— Сущая безделица — это ваше недомогание! Пару денечков полежать, отдохнуть, а послезавтра — небольшая прогулка на свежем воздухе, хор-роший обед, и все пройдет!

В ту минуту я чуть не крикнула отцу: «Это убийство! Вас хотят загнать в могилу!» Но одна из тех расплывчатых надежд, за которые всегда так старается ухватиться малодушие, овладела мной и увлекла в достойное сожаления русло; я опять решила повременить, рассчитывая, что случай принесет спасение, которое в тот момент зависело от одной моей фразы. Я подумала, что сумею обезопасить отца до вступления в силу рокового закона, а после нее Гийом откажется от исполнения преступных замыслов, которые потеряют для него всякий смысл. Я поселилась рядом с отцом, приказав перенести мою кровать в смежный с его опочивальней кабинет, и не смыкая глаз следила за всем происходящим вокруг него. Я сама смешивала успокоительные микстуры, предписанные врачом, охраняла его покой от нежелательных визитов, в общем, превратилась в недремлющего и неумолимого надзирателя. Однако посещениям мужа я никак не могла воспрепятствовать, но, хотя я и была почти уверена, что он не отважится физически посягнуть на жизнь, на страже которой я стояла денно и нощно, я видела, с каким воодушевлением он шел в психическую атаку на последние редуты отцовских сил. Ежедневно и прилежно Гийом зачитывал отцу свежие газеты. Прекрасно зная, какие вопросы особенно волнуют батюшку, он выбирал самые острые дискуссионные статьи — лишь бы вывести его из себя и вызвать на спор. И, всячески поддразнивая отца, он доводил его до белого каления и уходил, только когда несчастный, больной старик падал без сил.

Тщетно я умоляла их избегать в разговорах подобных тем, но хитрый Гийом вовсе не старался рассердить отца ссорами и возражениями; нет, наоборот, он почти во всем с ним соглашался, аплодируя резкой критике отца в адрес самых ненавистных ему политиков и таким образом доводя его до гибельного исступления; отец с нетерпением ожидал свежих новостей, и еще неизвестно, что было опаснее — скрывать от него новости или же позволить Гийому неосторожно излагать их.

Вот так я стояла между палачом и его жертвой, принимая на себя все удары и не имея возможности отвести хоть один из них; я держалась только за счет одной надежды, заставлявшей меня молчать — близился финал всей этой истории с принятием закона, а значит, и конец тому смертоносному эху, которым он отзывался в нашем доме. Законопроект был представлен в верхнюю палату; из предосторожности, о цели которой я и не подозревала, Гийом прельщал отца лживой мыслью, что пэры не утвердят закон, уничтожающий одну из их кровных привилегий. Это заблуждение помогло мне отвоевать несколько дней спокойствия, и последовавшее незначительное улучшение в состоянии больного позволяло надеяться, что размеренный и лишенный бурных встрясок образ жизни несколько восстановит его здоровье. Гийом, казалось, позабыл о своих черных замыслах, не приносил больше газет, говоря, что в них нет ничего интересного, а закон уже давненько не обсуждался.