— Так что ж! Ну и прекрасно, что вы все знаете! Донесите моему начальству, пусть меня расстреляют перед строем! Какая мне теперь разница? Вон — эти дикари еще со вчерашнего дня грозятся пришить меня. Что ж, тем лучше! Лишь бы все поскорее кончилось!
Решив, что у юноши помутилось в голове от горячки, вызванной ранением, Луицци, польщенный впечатлением, произведенным одним лишь упоминанием своего имени, уже мягче проговорил:
— Слушайте, сударь, я не думаю, что военное начальство очень уж заинтересовано в наказании за подобные вашим ошибки, тем паче что все еще поправимо.
— Черта лысого — поправимо! С моими-то двенадцатью сотнями жалованья в год? — пожал плечами Анри.
Луицци, преисполненный благородных мыслей о предстоящей ему рыцарской миссии, не желал отклоняться от намеченной цели. Он не обратил внимания на некоторую странность такого ответа, отнеся ее на счет все того же горячечного бреда, и пылко продолжил:
— Недостаток денег, сударь, — не препятствие; личное состояние моей сестры, по правде говоря, не так уж велико, но я могу увеличить его до вполне пристойного уровня.
Неповоротливые лейтенантские мозги, казалось, зашевелились, и, посмотрев на барона взглядом человека, пытающегося понять, о чем это ему толкуют, он сбивчиво забормотал:
— Каролина, конечно, была бы партией ничего себе… Тем лучше для нее, если вы сделаете ее еще богаче… и чего я за ней не приударил… Эх, не надо было мне слушать…
— Грязные сплетни, — вставил Луицци.
— Я не говорил, что мадемуазель Каролина позволила себе когда-либо… что-либо… предосудительное, — невнятно пробурчал Анри.
— Но вы, видимо, поверили на какой-то момент в некую клеветническую чушь, и этого момента оказалось достаточно, чтобы разрушить ее, а также, скорее всего, и ваше счастье. Но, сударь, не все еще потеряно, время еще есть; она не приняла пока что обет и любит вас по-прежнему; и ежели былые ваши заблуждения окончательно рассеяны, то докажите это, предложив Каролине руку и сердце.
Произнося эти слова, Луицци принял совершенно героическую позу, напряженно покачиваясь и протянув руку Анри. Его выспреннему театральному тону для пущего трагизма недоставало разве что испанского плаща и рапиры; Анри остолбенел, и барон, подметив это, продолжал в том же стиле:
— Я пришел к вам, как друг, сударь; ответьте же мне как на духу: вы свободны?
— В смысле — могу ли я жениться? — чуть не поперхнулся Анри. — Да, свободен. Если, конечно, сумею вырваться из этой переделки.
— Так что же прикажете передать Каролине?
— Что я готов немедленно предложить ей руку и сердце! — Глаза Анри выдавали крайнее недоумение и полную растерянность.
— Премного благодарен вам от имени моей сестры, друг мой, — не слезая с рыцарского конька, покровительственно произнес Луицци. Затем, снизойдя почти что до отеческого тона, дабы поделикатнее перевести разговор к другой теме, он протянул офицеру его последнюю записку, адресованную Каролине:
— Но кто мог до такой степени сбить вас с толку, что вы вот так взяли и отправили любимой девушке подобное послание?
Анри быстро пробежал глазами записку и замер, словно погрузившись в тяжкие размышления, не в силах произнести ни слова.
— Я знаю, — пустился в разглагольствования Луицци, почувствовав себя в ударе, — знаю, что любовь порой слепа к очевидному и легковерна к самым пустым подозрениям. Но кто, кто именно положил начало клевете?
— Ох, — выдавил из себя Анри, не сводя глаз с записки, — я не могу и не должен называть имен…
— Понимаю, но, как мне кажется, эта самая Жюльетта… — осклабился Луицци.
Анри вздрогнул, но тут же возразил с некоторой поспешностью:
— Нет, нет, слово чести — никогда Жюльетта не говорила ничего порочащего честь и достоинство Каролины!
— Тогда кто же?
— Не взыщите, господин барон; все равно вам неизвестны те, кто ввел меня в заблуждение.
— Как вам будет угодно. Весьма тронут вашей щепетильностью. В конце концов, чем мы должны заняться сейчас в первую очередь, так это вашим вызволением отсюда. Позвольте мне разрешить этот вопрос, — любуясь своим превосходством, добавил барон, — я, кажется, вполне способен повлиять на этих дикарей, как вы изволили выразиться.
— Что ж, попробуйте, — согласился Анри, — вот только… Будьте так любезны, передайте мне на минутку всю эту корреспонденцию…
— Вы вновь обретете в ней отраду души своей, — чарующим тоном ответил Луицци, передавая пакет с перепиской офицеру.
Анри уткнулся в письма с заинтересованностью, вызвавшей у барона улыбку; Луицци поспешил отвернуться и отошел к Бертрану.
— Ну, хватит, — хмуро сказал ему шуан, — Брюно разъяснил мне тут кое-что; вроде как монашка — ваша сестра. Это делает вам честь, ибо сестра Анжелика — святая женщина. Но больше делать вам тут нечего, так что сматывайтесь, и чем быстрее, тем лучше — пока я не передумал.