Мемуары дьявола

— Дело в том, что я не могу уйти один; папаша Брюно, видимо, не все вам сказал. Да, я являюсь братом сестры Анжелики, как вы ее называете. Но этот офицер — не кто иной, как ее жених, причем уже с давних пор; некие жизненные неурядицы разлучили их, и сегодня, когда они вновь нашли друг друга, я хотел бы устроить их судьбу…

— Выдать монашку замуж? — хохотнул один из шуанов.

— Она еще не дала обет, — возразил Луицци.

Мятежники приглушенно зароптали, но Бертран перекрыл их голоса мощным окриком:

— Заткнитесь, вы! Нас это не касается! Вот что, сударь, — обратился он к Луицци, — я вам скажу по-хорошему: пусть его благородие женится когда хочет и на ком хочет, хоть на монашке, хоть на черте, но только после того, как мы обменяем его на нашего Жоржа.

— Так вы не отпустите лейтенанта со мной?

Бертран тупо уставился на барона:

— С какого перепуга? Чего ради?

— Но ведь речь идет о чести и счастье женщины… Женщины, которую вы сами только что назвали святой…

— Ничего себе — святая, — фыркнул Бертран, — если у нее хахали из красноштанников!

— Вы забываете, с кем говорите! — возмутился Луицци.

— Это вы забыли, где находитесь! — гневно закричал вдруг Бертран, замахнувшись на барона прикладом своего ружья. — Кто вы такой? Скажите спасибо, что я не превратил вас в решето еще на подходе сюда, что я, так и быть, позволил вам говорить с моим пленником — и все потому, что с вами пришел старикашка Брюно, потому, что я причинил вред его сыну! Разве я вам еще чем-то обязан? Убирайтесь — вот вам мой совет! Улепетывайте, и поскорее, пока я добрый, пока еще разрешаю, пока еще терплю ваши выходки, слышите вы, господин мусью из Парижу!

Луицци уже собрался выпалить в ответ очередную глупость, но его опередил папаша Брюно:

— Да ладно тебе, Бертран, уж больно ты борзый; он прав отчасти, этот барин.

— Не встревай, калечный, — огрызнулся шуан, — ты и так уже сунулся дальше, чем следует.

— Я буду вмешиваться во что мне угодно, уразумел? — сердито ответил слепец. — Ты меня своим рыком не испугаешь, не на того напал. Я слыхивал и твой скулеж, и безысходный вой…

— Закрой пасть, — бешено сверкнул глазами шуан. — Накличешь беду — смотри у меня!

— А если я не буду молчать? Если я вспомню кое-что? А, Бертран? Не вынуждай…

— Я сумею укоротить твой поганый язык, — взбешенно выпалил Бертран, взводя курок.

— Эй, будет вам! — закричали разбойники. — Хватит уже и Жака.

Вожак остановился, но не опустил ружье, а Брюно не допускающим возражений тоном проговорил:

— А ну, давай-ка, Бертран, отойдем в сторонку.

Бертран повиновался, отойдя вслед за слепым стариком на несколько шагов; остальные шуаны удалились, выйдя из-под арки полуразрушенного моста, но барон, оставшись на месте, благодаря необычной акустике свода ясно слышал слова папаши Брюно, будто находился рядом с ним:

— Или ты забыл ту атаку под Андуйе?{362} Забыл, как Балатрю, наш взводный, получил смертоносную пулю между лопаток, хотя шел впереди? Я-то знаю, чей это был выстрел, ведь я шел рядом с тобой! Хочешь, я заявлю об этом во всеуслышанье?

— Балатрю предал нас, — потупившись, пробормотал Бертран.

— Если бы! Ты волочился за его женой, а потом женился на ней — вот и все дела!

— Ну? И что дальше? — От ярости Бертран с такой силой вцепился в приклад, что пальцы его побелели и хрустнули.

— Дальше? Когда я пригрозил рассказать все нашим командирам, ты валялся передо мной на коленях, умоляя: «Не выдавай; если тебе когда-либо понадобится жизнь или смерть любого человека, то я убью его или помилую — только попроси». Было такое?

— Тебе нужна жизнь его благородия?

— Да, но не только. Мне нужен Коротыш, стрелявший в Жака.

— Откуда ты знаешь, что это он?

— Оттуда. Матье видел.

— Да, это он.

— Не хочу, чтобы он как-нибудь попытался опять. Ведь ты знаешь, что он когда-то ударял за Марианной; этой ночью он чуть было не последовал твоему примеру, и…

— Хорошо, — оборвал старца Бертран, — он твой. В конце концов, я и сам терпеть не могу этого барана… Но это все. Офицера не отдам — не могу.

— Сможешь. Сможешь, если захочешь.

Неизвестно, сколько они могли еще так препираться, но в этот момент с вершины холма послышался легкий вскрик; вслед за тем шуан, стоявший на часах, ловко соскользнул вниз по специально проделанным в колючем ежевичном кустарнике ходам и негромко возвестил:

— Тревога, мужики! Красноштанники!

— Где? — бросил Бертран.

— На опушке большого леса!

— Понятно, — ответил ему вожак, — не кричи и спокойно возвращайся на пост. — Затем он обернулся к Брюно: — Ну, и как ты себе мыслишь — каким образом я предложу ребятам освободить вояку, который еще вчера утром чуть было не порубал их как капусту?

Он еще не закончил фразу, как с верхотуры скатился второй часовой:

— Ой-ой, ребятишки! Жандармы!

— Где?

— Идут от Глыбкого Болота!

— Поднимайся обратно и жди сигнала, — приказал ему Бертран.

Услышав о приближении правительственных отрядов, Анри приподнялся, чтобы подойти к барону, но тот знаком попросил его не прерывать беседу двух крестьян. Как раз в эту минуту Брюно говорил предводителю банды: