— Стоит ли мне обвинять вас, чтобы защитить себя? Нужно ли рассердить вас, чтобы вы успокоились? Сказать ли вам, что это ваша вина быть одновременно святой и обольстительной?
— Нет, нет, — с улыбкой остановила его госпожа де Серни, — бесполезно начинать сначала. Я удовлетворена вашим разъяснением. Вы только что дали мне понять, что с женщиной можно говорить в вежливой форме о самых дерзких помыслах.
— О, сударыня…
— Я не сержусь на вас. Наоборот, я признательна вам за урок, но в конце концов, сударь, мы еще не затронули предмета, по причине которого вы находитесь здесь. Я вас попросила дать объяснения, а мы еще очень далеки от цели.
— О чем вы? — Луицци изобразил недоумение.
— «Я мог бы успокоить вас, — сказали мне вы, — относительно ухаживаний господина де Серни за госпожой де Карен». Соблаговолите объяснить, откуда у вас подобная уверенность?
— Извините меня за то, что я восхвалял госпожу де Карен в вашем присутствии, сударыня, — произнес барон, в чьи планы не входило отвечать ни откровенно, ни оскорбительно, — но в качестве доказательства невиновности несчастной Луизы я поклянусь своим счастьем.
— Значит, у вас есть доказательства?
— Я в этом убежден.
— И все?
— Все.
— Но мне показалось, вы вкладывали иной смысл в ваши слова, сударь.
— Прошу вас, — взмолился барон, — не придавайте им значения, которого они не имеют.
— А что я должна думать, сударь, — возмутилась графиня, — как не то, что вам одному откуда-то известна причина, по которой связь, бывшая у всех на устах, не имела известных неблаговидных последствий?
— А вы верите в неблаговидные последствия? — ухмыльнулся барон.
Багровая краска залила лицо госпожи де Серни, а вопросительный взгляд, направленный на барона, свидетельствовал, что он зашел слишком далеко.
— Почему вы считаете, что я не должна в них верить, сударь?
Луицци стал искать пути к отступлению и пробормотал смущенно:
— Чувства господина де Серни, его принципы…
— Что до принципов верности, то господин де Серни не может служить примером.
— Его позиция…
— Его позиция прекрасно допускала связь с дочерью маркиза де Воклуа.
— Его любовь к вам…
— Мы никогда не слыли страстными супругами.
— Я могу засвидетельствовать безупречную порядочность госпожи де Карен.
— Это не ответ, сударь! Почему я не должна верить в неверность господина де Серни?
Слова о неверности заставили рассмеяться барона. Почувствовав себя прижатым к стенке настойчивыми вопросами графини и подобрав ответ, который можно понять двояко, Луицци постарался произносить каждое слово как можно медленнее:
— Неверность — это преступление перед любовью, на которое, как вам… вам доподлинно известно, господин де Серни… не способен.
Казалось, Леони испытывала невыносимые муки, но в то же время она решительным образом намеревалась вырвать у барона однозначный ответ. С вызовом и яростью она потребовала:
— Откуда мне известно, что господин де Серни не способен на это? Послушайте, сударь, обычно вы искусно и легко обо всем рассуждаете, а сейчас не можете ясно выразиться, чтобы я поняла то, о чем вы хотите мне поведать.
— Разве я хочу что-нибудь поведать вам? Зачем вынуждать меня на объяснения, — в голосе Луицци проскальзывали умоляющие нотки, — если вы и так прекрасно меня поняли?
— Я? — Госпожа де Серни восхитительно разыграла удивление. — Ничего я не понимаю! Только то, что у вас есть основания, мне абсолютно неизвестные, таить от меня мотивы вашей убежденности.
Наконец барону надоело поразительное упорство госпожи де Серни, и он захотел положить конец этой затянувшейся двусмысленности. Тем не менее ему было неловко ранить чем бы то ни было женщину, которая, по правде говоря, заслуживала только сострадания за свое несчастье и уважения за покорность судьбе. Луицци промолвил ласково:
— Я был не прав, обеспокоив вас рассуждениями о верности господина де Серни. Простите ли вы меня, как прощаете прочих? А если я попрошу вас забыть опрометчиво затронутый мной предмет разговора? Будьте снисходительны, ведь я старался убедить вас, что ваш муж не может изменить вам.
Луицци произнес это умоляющим, покорным, соответствующим обстановке голосом, но он ступил на скользкий путь, вопреки его желанию конец фразы прозвучал как злая шутка, и госпожа де Серни воскликнула громко и твердо:
— Это, сударь, недостойно человека чести! Я вас решительно и открыто спрашиваю: откуда берется ваша уверенность в невиновности господина де Серни? Ответьте прямо на мой вопрос, без обиняков. Я могу принять и приму ваш ответ, каким бы он ни был, и не утруждайтесь подбирать приличные слова. Я слушаю вас, сударь.
— Ну, хорошо, сударыня, — тон вопроса подсказал Луицци форму ответа, — я знаю все, о чем знаете вы.
Он замолчал, не решаясь сделать признание женщине, благородство которой смущало его не меньше, чем ее добродетель.
— Что же это такое, сударь, о чем я знаю, но о чем вы не осмеливаетесь сказать? — снова с вызовом спросила госпожа де Серни. — Что же такое я не должна слышать, что вы не в состоянии выговорить?