— Замечательный проект, — сказал Дьявол, — и вы уже, несомненно, начали ваши наблюдения.
— Да, — ответил поэт с безразличным видом, — я уже собрал некоторые истории.
— Место, которое вы выбрали на верху экипажа, исключительно подходит для этих целей.
Это шутливое замечание, слишком уж неуклюжее, дошло даже до гения, но, с подозрением взглянув на попутчика, светоч литературы и искусства встретил столь простодушную улыбку, что решил не сердиться. Сатана продолжил:
— Отсюда видно далеко.
— И свысока, — заявил поэт с напыщенной отвагой глупости.
— Честное слово, я восхищен вашей точкой зрения на искусство, — не унимался Дьявол, — и поскольку случай свел меня с человеком интеллектуальным и мыслящим, я сочту себя польщенным помочь ему в его славном предприятии и охотно поведаю одну странную историю этого края, поскольку я сам отсюда.
— Это может быть любопытно, — сказал поэт надменно.
— Не знаю, любопытна ли история сама по себе, но по меньшей мере некоторым людям она очень интересна.
Дьявол произнес эти слова, бросив взгляд на барона, который тут же спросил:
— Так это современная история?
— Не совсем, но есть личности, чей род ведет свое начало с таких давних времен, что они и некоторые древние истории слушают с живейшим интересом.
— Это легенда или хроника? — Поэт принял позу небрежного слушателя.
— Это хроника, — ответил Сатана, — в части фактов, которые принадлежат действительности материальной и видимой, это легенда, поскольку там замешан Дьявол.
— В самом деле? — улыбнулся поэт. — Это может быть забавно.
— Я избавляю господина от необходимости развлекать нас, — сказал барон, который боялся любых откровений Сатаны, к какому бы времени они ни относились.
— А я прошу.
От злости Луицци чуть не взорвался, но, решив избавиться от Дьявола, как только они останутся одни, он пересел в дальний угол и отвернулся, чтобы не слышать его рассказа.
Однако попутчик молчал.
— Так что же, — вскричал поэт, — где ваша история? Вы ее забыли?
— Все в порядке, я просто ждал, когда дорога сделает поворот, чтобы продемонстрировать вам место действия, на котором разворачивалось приключение, о котором я хочу вам поведать; а в обработке такого гения, как вы, оно могло бы превратиться в великую, хотя и ужасную трагедию.
— Вы хотите сказать — в историческую драму, мой дорогой, — поэт вновь вооружился лорнетом, — но где же, где тот театр, на котором разыгралась история, предназначенная, по вашим словам, для театра?
Дьявол вытянул руку в направлении невысокого холма, возвышавшегося неподалеку от дороги.
— Видите, — сказал он, — на вершине того холма несколько больших камней, положенных в круг и похожих на основание мощной башни?
— Вижу превосходно, — ответил поэт.
— Итак, — продолжал Дьявол, — это все, что осталось от древнего замка Рокмюр.
— Замок Рокмюр! — воскликнул Луицци, подскочив на месте.
— Вы о нем слышали, сударь, — сказал Сатана тоном почтенного буржуа, который собирается рассказать известный анекдот.
— Да, — ответил Луицци, — и с нетерпением жду вашего рассказа.
— Это рассказ о его разрушении.
Барон внимательно посмотрел на Сатану, который, закутавшись в свое пальто, сделал вид, что не заметил вопросительного взгляда барона, и начал рассказ так:
III
ТРАГЕДИЯ, ИЛИ ИСТОРИЧЕСКАЯ ДРАМА
Действие первое
— Майским днем тысяча сто семьдесят девятого года приблизительно за час до наступления темноты в большой зале замка Рокмюр сидели две женщины. Первая — высокая, лет сорока. Ее худоба и бледность свидетельствовали о душевной боли и пошатнувшемся здоровье, в ее глазах горел огонь печали, а в малейшем движении чувствовались усталость и медлительность. Когда-то эта женщина была очень красива. Сквозь физический и духовный упадок, который, казалось, сломил ее, проступали остатки недюжинной силы и решительного характера. Глядевшему на нее было понятно, что она носит в сердце большую боль и большие угрызения совести.
Рядом с ней сидела молодая белокурая женщина, высокая, стройная, кровь с молоком. Всякий раз, когда она приподнимала веки, в ее серо-голубых глазах блестели смелые желания и воля, ее длинные волосы вились у основания тугими кольцами, что, по мнению некоторых, свидетельствует о пылкости и жажде наслаждений.
Первую женщину звали Эрмессинда де Рокмюр. В шестнадцать лет она вышла замуж за старого сира Гуго де Рокмюра, которому к тому времени было уже за шестьдесят.
Вторая — Аликс де Рокмюр. Менее года назад она вышла замуж за Жерара де Рокмюра, сына Гуго и его первой жены, Бланш де Вирелей.
В нескольких шагах от женщин перед пюпитром с открытой книгой стоял старец; время от времени он зачитывал несколько строчек, затем пояснял их двум десяткам мужчин и женщин, которые сидели вокруг на снопах соломы, поскольку никаких других стульев, кроме тех, на которых сидели Аликс и Эрмессинда, не было, а если бы слушатели расположились на скамьях, прикрепленных к деревянной обшивке стен, то они не услышали бы почтенного Одуэна, чей ослабленный старостью голос не смог бы заполнить огромную залу.