Весь магазин в камерах. Секция с канцтоварами охраняется. Раньше у нас на работе это называлось очень вычурно – «промышленное телевидение».
И стиральные резинки за три рубля охраняют, и простые карандаши.
И я тогда взяла самую дорогую чешскую чертежную резинку и спокойно сунула ее себе в карман.
Чувствовала себя совершенно безмятежно, как будто совершала возмездие. На выход сразу не пошла.
До сих пор стираю этой резинкой, когда рисую.
Сейчас чувствую себя примерно так же. Но нужно выйти в социум в эти выходные. Заработать денег.
Зря я это. Наваливается депрессивная фаза. Нельзя писать. Нужно колоть уколы и пытаться работать.
Психоневрологический интернат
В интернате у бабки Нины публика была пестрой. В основном, конечно, старики и старухи, но были и молодые. Как они туда попали, я не уточняла. Просто ни с кем не разговаривала.
Старухи любили конфеты, как дети. В каждый свой приезд я покупала большой пакет леденцов «Лимончики».
Вскоре весь этаж знал меня по имени.
– Юлька приехала! – кричали давно забытые всеми родственниками обитатели.
– Где Юлька? – кричала громче всех бабка Нина.
В интернате ее начали лечить. Результат это приносило только один: она не безобразничала.
– Моя внучка, – гордо поясняла она другим старухам. – Две внучки у меня: маленькая Юлька и большая Юлька.
Вот так выкрутился ее больной мозг.
Иногда, проваливаясь в очередную временную яму, она выдавала логически законченные истории своей жизни.
03.12.2015 года
Одна из моих любимых книг в подростковом возрасте – трилогия «Люди как боги» Снегова.
В те годы у меня была только третья часть – «Кольцо обратного времени».
Леля в Перестройку промышлял книготорговлей, и у него в Зеленецке собрано много ценных и редких изданий, которые постепенно перекочевывают на мои стеллажи.
В сентябрьский заезд мне удалось выклянчить у него всю трилогию.
Я вам скажу, что «Звездные войны» – это детский лепет, по сравнению с одним из столпов отечественной научной фантастики, Снеговым.
Кульминацией «Кольца обратного времени» является следующее событие: весь экипаж звездной армады заболел раком времени. Причем, у всех путешественников память провалилась в прошлое, а у одной женщины – в будущее. И она увидела свою смерть.
Врачи запретили мне писать эти мемуары. Рак времени.
Но я, как какая-то несчастная птица, годами кружу над разоренным гнездом…
Димка не говорит
Димка не говорил до трех лет. Практически ничего, даже «мама». Но прекрасно меня понимал. И я его прекрасно понимала.
– Как будто не хочет говорить, – разводили руками логопеды.
А в народе у нас все просто:
– вся семья – дураки;
– Нинка-то видели, как свихнулась!
– а теперь ребенок – глухонемой.
– Не хочет говорить, – разводил руками очередной логопед. – Слух есть, органы речи не затронуты.
Он ходил по квартире, как маленький черный цыпленок, нормально ел, собирал кубики и правильно тыкал пальцем в картинку с мишкой при слове «мишка». Но на этом все.
Ольга
Мои истерики и хронический недосып приняли новый оборот. Теперь я любила забираться на диван с ногами и «зависать». Полная апатия. Часами.
– О чем ты думаешь? – спрашивал в такие часы Алик.
Тогда в доме появилась Ольга – одна из моих подруг, о которой я уже немного рассказывала, что она домовитая.
Ольга помогала по дому.
Но однажды случилось вот что.
Алик пошел гулять с Димкой, и пора уже было им возвращаться.
Я курила на лестничной площадке второго этажа, как вдруг хлопнула дверь парадной и послышались знакомые беспомощные горловые звуки сына.
– Мы ничего маме не скажем, – ласково приговаривал Алик. – Мы же не скажем маме, что ходим к тете Оле? Не скажем. Это наш секрет.
Манифестация
Но и это был еще не совсем конец.
Конец наступил шестого июля 2005 года. Я хорошо это помню, потому что тогда был юбилей Пушкина.
– А кого сегодня нет дома? – вдруг спросил веселый голос ведущей «Русского радио».
– Алика, – машинально ответила я и с удивлением подняла голову.
Со мной разговаривало радио.
Манифестация – так в психиатрии называют начало психического заболевания.
Со дня, когда случился инсульт у бабки Нины, до моей собственной госпитализации прошло четыре года.
Если бы можно было отмотать время вспять и показать меня психологу еще на стадии истерик, сейчас я была бы здорова.
Впервые за долгое время я позвонила маме:
– Мама, меня транслируют по радио. Они меня видят. Кажется, у нас в доме камеры…
Все плакали. Плакал даже толстокожий отчим. Съехалась вся семья. Пашка с Машкой еще ничего не понимали.