Мемуары непрожитой жизни

Я ужасно боялась, что она стукнет дитя или бросит его об пол.

– Да это мальчик! – Бабка Нина перевернула младенца вниз головой. – А Юльку куда дели?

Ночью случались еще одна «радость».

– Я не могу спать, – сказал Алик, пока мы вслушивались в шаги на кухне. – Я боюсь за газ.

Мы – звери

В нашей квартире на Боровой никогда не было замков. Даже на входной двери стоял дореволюционный «Цербер», которым мы очень гордились (точнее, тем, что он у нас сохранился).

Но вскоре мы с Аликом поставили на входной двери несколько замков. Вызвано это было тем, что бабка Нина постоянно уходила из дома в неизвестном направлении. Причем, еще и раздетая до нижнего белья.

С какой-то странной изобретательностью она улучала момент, выскальзывала на лестницу и неслась куда глаза глядят.

Мне приходилось бросать ребенка и бежать за ней. Потом – долго уговаривать ее вернуться домой (я же не Алик и не могла притащить ее на руках).

Вскоре Алик врезал замок и на двери маленькой комнаты. Дело было в газе, Димке, туалете и в том, что я не справлялась.

С газом все происходило так: бабка Нина включала конфорку и шла искать спички, по дороге забывая, за чем шла.

Туалет она не понимала, потому что не помнила планировку квартиры.

За Димку просто было страшно.

Итак, Алик врезал замок в дубовую дверь маленькой комнаты, и мы, как тюремщики, поселили туда бабку Нину.

Она кричала и билась в дверь день и ночь. Спать было совершенно невозможно.

Тогда по ночам, мучимые недосыпами, мы брали коляску и шли на улицу – гулять с Димкой. В дождь, в мороз. В первый год Димкиной жизни он гулял преимущественно по ночам.

Мы втроем переехали жить на кухню. Через две межкомнатные стены ее крики и стенания звучали немного тише, но все равно однажды Алик уронил голову в большие ладони и произнес:

– Мы – звери…

Разрыв с матерью

Так, на грани истощения (и не скажешь «на грани безумия», потому что это было полное безумие) прошел год.

От квартиры к тому времени остались руины, как после бомбежки, с устойчивым запахом хлева.

Я повторюсь, что бабка Нина была очень крупной женщиной. Все двери болтались на одной петле. Стены были ободраны до кирпича, потому что она «делала ремонт», ибо «Юльку должны привезти из роддома».

Положительных сдвигов не было.

Наконец, мама пригласила эксперта-невролога для оценки перспектив.

Есть наука, которая изучает мимику и язык тела. Она считается псевдонаукой, как астрология. Но с тех пор я твердо знаю, что если человек говорит и крутит перед твоим лицом руками, то он просто лжет.

– Как вы понимаете, реабилитационная карта выполнена, положительный прогноз оправдался, – начал он издалека. Но закончил так: – Требуется очная консультация психиатра.

Мама была категорически против. У нее больше жизненный опыт, и она знала, чем это закончится.

Я пошла на разрыв отношений и вызвала участкового психиатра.

«Недобровольная госпитализация» – это были первые два слова, сказанные врачом, когда он увидел наше жалкое положение.

Приехала психиатрическая «скорая» с двумя санитарами. Все было очень вежливо. При виде двух лбов, бабка Нина притихла и даже как-то закокетничала.

– Два месяца можем спать, – обрадовался Алик.

Но я уже не могла спать.

Тогда никто не догадывался, что психиатр уже нужен и мне.

Меня постоянно сотрясали жуткие, многочасовые истерики. Более жалкого создания трудно себе представить.

Жизнь широкой извилистой дорогой шла к окончательному краху.

А бабке Нине поставили деменцию. Это один из самых тяжелых психиатрических диагнозов. На той стадии, в которой находилась бабка Нина, возврата уже нет.

Это мне объяснила честная усталая женщина-врач.

Тогда я написала заявление на отправку бабки Нины в психоневрологический интернат.

03.12.2015 года

Благополучно пролетел очередной день рождения. Приезжал поздравлять сын.

Все мои дни рождения проходят нелепо. По крайней мере, я так считаю. Хочется чуда.

Если не кривить душой, то маленькие чудеса все-таки были. Например, Леля вспомнил, что у меня какой-никакой праздник, и поздравил первым. Но это больше похоже на чудеса дрессировки, потому что обычно он не помнит.

Мне подарили деньги, много денег. Я без проблем поеду в Зеленецк после новогодних каникул.

Интернет мне, к сожалению, нельзя. Социум нельзя. Любое переполнение эмоциями ведет к раскачке настроения, и появляются признаки надвигающегося приступа.

Но и жить, обложившись ватой, нельзя. Такая жизнь ничего не стоит.

Но, Господи, что я опять забыла в Интернете? Одна новостная лента Яндекса чего стоит: «Турция не отделается от нас помидорами». Я уже чувствую, что от нас никто просто так не отделается.

От телевизора я давно отказалась.

До субботы нужно выйти из дома. В субботу очередная смена.

Выйти в социум.

Вспомнилось, что примерно два года назад я позволила себе совершить асоциальный поступок. В книжном магазине.

Зашла просто так, посмотреть, не уценили ли собрание сочинений Цветаевой. Денег с собой не было. Их вообще тогда не было.