Опять хлопнуло рядом и сверху полетели ошметки грязи. Рита поколебалась и каску одела, а вслед за ней и Марина. Дед тоже взял себе стальной шлем, валявшийся у ноги в глине, и нахлобучил на голову. Что-то там мешалось. Он шлепнул по каске. По лицу и по шее потекли какие-то струйки. Кирьян Василич снял ее, посмотрел внутрь. А внутри, словно в котелке, перемолотой кашей плюхалась грязь с осколками костей, волос и мозга. Он утер лицо и в свете гаснущей уже ракеты увидел на ладони чужую кровь. Хорошо, девоньки не видят. Те сидели, спасая друг друга древним женским способом - обнявшись и уткнувшись друг другу в плечи.
Унтер взял другую каску, положив эту аккуратно на место.
- Петер!
- Чего?
- Ну шо там?
- Ничего.
- Як цэ ничого?
- Значит ничего. Сам посмотри.
Второй часовой высунулся из окопа:
- Якось дывно цэ…
- Чего?
- Чого, чого… Ни чого! Чого воны по одному мисцю бьють и бьють?
- Не знаю, я, Петер…
- Пэтро, сэло ты латышськэ! Знаешь, шо… - сказал старший сержант Слюсаренко.
- Чего? - флегматично ответил латыш Петер с революционной фамилией Райнис.
- Та ничого! Нэ дратуй мэнэ, чухонэць!
- Сам-то хохол! - пожал плечами рядовой.
- Погукай лэйтенанта. Скажы - нимци минамы жбурляють по одному й тому мисци вжэ мынут пъятнадцять. Нэхай сам идэ глянэ. Запамъятав?
- Запомнил.
- Хэй! Стий!
- Чего?
- На махры, покурыш там… Дылда нерусская…
Кирьян Василич в этот момент тоже сворачивал козью ногу, озабоченный двумя заботами - как бы не прямое попадание и как там дурак Ежов. Хотя чего он дурак-то? Немцы, наверняка, высмотрели их сразу. Под таким-то светом… Подпустили на пристрелянное место и давай лупить, сволочи.
Немцы долбили долго, с полчаса, не меньше. Но прекратили. Дед тихим голосом позвал:
- Эй, майор! Жив ли?
Из воронки, где отлеживались Леонидыч, танкист и фон Шальбург, ответили:
- Живы. Все. И целы. Олег как на невесту навалился на фрица.
- У нас тоже все ладненько. Как там ежиная шайка?
- Не знаю… Отстали они. Ну что, дернемся?
- Погоди. Подождем еще минут двадцать. Немцы все свои цейсы сейчас прозыривают.
- Тоже верно. Олег, да слезь ты с него. Придушишь ведь.
В воронке Леонидыча послышалась возня, потом кто-то застонал.
Дед встревожено спросил:
- Чего еще?
- Да ничего… Олег фону руку отдавил.
- Ерундовина… - успокоился дед. - Нам сейчас его ноги целые нужны, да башка.
- А остальное? - из темноты доносился приглушенный голос Микрюкова.
- Позвоночник еще. Как несущая конструкция… Чтобы башка его дурная в трусы не упала. А вот руки ему ни к чему. Бесполезный инструмент. И даже вредный, я бы сказал.
В этот момент разговора, заведенного более ради поддержания измученных девчонок, находившихся уже в полукоматозном состоянии от всего происходящего с ними, в небе что-то застрекотало, зашуршало, а потом мелькнула гигантская черная тень.
- Мамочки! - вздрогнула Рита.
- Это еще чего? - удивился дед.
Стрекотание внезапно оборвалось.
- Ведьмы… - подал голос Леонидыч.
- Чего? Майор, ты это… - озаботился душевным состоянием Микрюкова Кирьян Васильевич.
Из соседней воронки раздался смешок.
- Это немцы так наши ПО-2 прозвали - «Ночные ведьмы». Учебный самолетик из фанеры. Скорость - сто двадцать, максимум сто сорок километров в час. А ежели сильный встречный ветер - в воздухе зависает.
- Ночными ведьмами немцы женский авиаполк называли… А самолет - швейной машинкой, - внезапно подала голос Рита.
- Разве бабы летать умеют? - еще больше удивился дед. - Я думал только на метлах.
Месяц вдруг решил спрятаться в облаке. Дед, сразу посерьезнев, не мог этот упустить момент:
- Так, бабы… Как летаете - потом покажете. А сейчас ножками, ножками да по земельке!
Они выползли из воронки и, согнувшись в три погибели, побежали дальше, перепрыгивая и спотыкаясь об издолбленную землю.
Кирьян Васильевич бежал первый. Именно он со всей дури и влетел грудью и животом в натянутую колючку. Сначала, правда, не понял - удар, спружинило, затрещало тонким железом справа и слева и вцепилось в телогрейку.
Девки налетели в темноте прямо на него.
А с той стороны колючки кто-то закричал:
- Стой, кто идет?
- Наши! Девчат, наши!
А потом уже вдаль:
- Свои мы! Сынки! Свои! Партизаны мы!
Девчонки же старательно выпутывали когтистые крючья из телогрейки и ватных штанов деда. А по тому месту - откуда они уже выскочили опять забили минометы немцев.
- Какие еще, туды твою в качель, свои? Пароль!
- Да какой пароль, не знаем мы! Свои мы, сынок! - какая то ниточка у деда внутри готова была вот-вот лопнуть. Он, от чего-то, едва держался от радости на ногах. Колючая проволока еще помогала.
- Стрельну сейчас! - пригрозили из окопов.
- Не стреляйте! - крикнула тонким голосом Маринка. - Мы, правда, свои! Мы партизаны!
- Тю… Баба! - удивился голос. - Эй, а ну матюгом загни!
- Я не умею! - крикнула Маринка в ответ
- Чего?
- Я! Не! Умею!
- Я умею… -
Дед не стал просить затыкать уши на этот раз. Он матюгнулся так, что могли бы покраснеть листья на деревьях, если бы деревья тут были. Упомянул он непременную мать, и прочие фольклорные слова: