- Молодец… - протянул старлей. - Ай, молодец! Надо тебе медаль дать. А где твои документы, младший политрук? А то оформлять наградной лист не с руки без документов-то…
Долгих сник:
- Потерял я… В лесу. Не помню где…
- Ах, потерял… И знаки различия потерял, да?
- Я это…
- Что это? Немцы расстреливают всех комиссаров и политруков. Это ты знаешь. Вот и сорвал с себя знаки и документы разорвал и выбросил. Так?
- Страшно было, товарищ старший лейтенант…
- Гражданин.
- Что?
- Гражданин старший лейтенант.
- Простите, гражданин старший лейтенант… - почти шепотом ответил Долгих.
- А, может быть, ты немцам сдался сам? Перешел на сторону врага, а они тебя подучили и к нам с заданием?
- Что, вы, гражданин…
- Какое задание? - рявкнул на него старлей. - Быстро! Имена, явки, пароли!
Долгих сглотнул слюну, вдруг ставшую тягучей…
- Я не предатель, я трус, но не предатель. Я сам бежал, когда партизаны напали…
- Из трусов, гражданин Долгих, и получаются предатели. Но я тебе почему-то верю. Вечером трибунал твое дело рассмотрит и - по законам военного времени…
- Что? - помертвел Долгих.
- Расстрел, что ж еще-то… Впрочем, если сдашь мне немецкую агентуру - будешь жить.
- Нету никакой агентуры, тов… гражданин старший лейтенант. Честное слово, нету! Сталиным клянусь!
- Ишь ты… Сталина он вспомнил. А когда в плен драпал, вспоминал его? Или трясущимися руками звезду с рукава сдирал?
- Ничего я не сдирал. Меня под Ватолино немцы, разведка их утащила, я боевое охранение проверял. А обмундирование свое я в землянке оставил, чтоб не испачкать. Старое одел. Обычное. Красноармейскую форму…
- Проверим. Какая часть, ты говорил, я записать не успел?
- Я не говорил…
- Так говори.
- Двадцатая стрелковая бригада Третьей ударной армии…
- Проверим. Эй! Как тебя… Сердюк! Уведи арестованного и посади в отдельный погреб. До вечера. А там посмотрим. И следующего из пленных веди.
- Товарищ старший лейтенант. А пленные закончились.
- В смысле закончились?
- Ну есть один, но тяжело раненый…
- С ним потом. А что остальные?
- А остальные партизаны из местных.
- Тогда веди командира.
- Есть!
- Стоять! Этого… Долгих… Раздень догола. И всю одежду принеси сюда. Смотреть будем.
- И исподнее что ли?
- И его тоже. Дай ему… Шинельку какую-нибудь. На время… И веди командира партизанского!
Пока допрашивали политрука, в сарае шло бурное обсуждение. Обговаривали план, который родился позапрошлой ночью у Леонидыча.
Девчонки оставались сами собой, только не трындели, что, мол, из будущего. Инвалидности еще не хватало… Подруги, приехали Кирьяна Васильевича навестить в июне сорок первого. Потом так выбраться и не смогли. А Рита деду внучкой будет. Все документы сгорели в избе, когда каратели деревни жгли.
Вот с мужиками сложнее… Пойди, объясни - почему здоровые парни призывного возраста и не в армии?
Решили так… Все трое из того же Демянска. Леонидыча вообще не призывали с его-то возрастом… А Ежа и Вини не успели.
- Ага, не успели… Нам с Лехой, между прочим, по двадцать два. Мы перед войной должны отслужить были…
- Мне двадцать пять, между прочим! - сказал Вини.
- Чем докажешь? - спросил Леонидыч.
- Ну… Это…
- Вот-вот. Документов-то нет? Значит что?
- Что? - хором воскликнули Вини и Еж.
- Вам по семнадцать было на начало войны…Сейчас, конечно, восемнадцать уже. А жили вы в Минске…
- Почему в Минске-то?
- А почему нет?
- Акцент не бульбашский. Может быть, все же из Демянска? Я хоть там улицы знаю…
- Левая какая-то версия… - задумчиво сказал Еж.
- Андрюш, а давай ты шизофреником будешь. Или там туберкулезником. Вон какой худой, - высказалась Маринка.
- Угу… Сейчас, разбежалась… Меня ж лечиться отправят. И после первых анализов… Нет уж. Восемнадцать так восемнадцать!
Скриплая дверь распахнулась:
- Эй, старче, давай на выход!
- Это ты мне, что ли? - после секундной паузы спросил дед.
- Тебе, тебе… Подымайся, пошли. Старший лейтенант приглашает на беседу.
- Грозный какой, ты распорядись-ка, чтоб накормили нас.
- Не мое дело. Командир прикажет…
- А ты инициативу прояви, боец!
- Инициатива, дедуся, наказуема! Потому - шагай давай!
- Ёшкин кот тебе дедуся! - обозлился унтер-офицер.
- Шагай давай… - подоткнул деда стволом автомата конвоир…
…Богатырев Кирьян Семеныч, одна тысяча восемьсот девяностого года рождения… - прочитал обтрепанный паспорт деда энкаведешник.
- Так точно, ваше благородие!
Старший лейтенант широко открыл глаза:
- Из бывших, что ли?
- Почему же из бывших? Из настоящих. Бывшим я буду когда помру.
- Интересный разговор…
- Ты, гражданин старший лейтенант, - выделил голосом слово «гражданин» Кирьян Васильевич, - Сразу запиши, чтобы вопросов на эту тему больше не было. Воевал я за белую армию под началом полковника Дроздовского. В звании унтер-офицера прошагал и великую войну и гражданскую. Потом меня по процессу «Промпартии» осудили - так что я есть самый настоящий враг советской власти. Еще вопросы есть?
Старший лейтенант аж опешил от такого откровения. Но потом взял себя в руки и продолжил:
- И что ж это вы, враг советской власти, вдруг воюете за эту самую власть?
- А я за нее и не воюю.
- За кого тогда?
- За Родину.