Меня нашли в воронке

- Ура! - Закричал Еж и побежал еще быстрее, яростно выставив перед собой винтовку со штыком.

За ним скакал большими шагами невысокий Вини. Каска у него то и дело сползала на нос. Он уже несколько раз пожалел, что забыл застегнуть ремешок, но остановиться никак нельзя было.

- ААААААА!

Говорят, что рев русской пехоты, идущей в штыковую атаку - один из самых страшных в мире звуков. Правда, рассказать об этом могут не многие.

- Свои! - рявкнул Гырдымов. - Свои, ититть!

Он ловко увернулся от штыка, перехватил за ствол винтовку, сделал подсечку и сбил обезумевшего Ежа на землю.

- Свои, боец! - осклабился разведчик. - Фрицы там!

Он показал на белеющую в темноте церковку, затем поднял Ежа за шиворот и подопнул его:

- Вперед!

В этот момент с высотки ударил короткими очередями пулемет. Хорошо, что в темноте бил не прицельно, да и вспышки очередей ослепляли пулеметчика. Но первые раненые и убитые появились. Кто-то застонал совсем рядом с Ежом. А одна очередь прошла почти по ногам Вини - тот даже подпрыгнул выше своего роста.

- Вперед! Вперед! Не ложиться! - орали на все голоса взводные и ротные.

Земля стала подыматься под ногами - склон пошел вверх.

- Йэх! Понеслась душа в рай! - крикнул Гырдымов, карабкаясь вверх. Дождь сыграл злую шутку - глина скользила, люди падали - продвижение вперед замедлилось.

Фрицы этим незамедлительно воспользовались - сверху полетели гранаты.

Вини встал на колено и стал стрелять куда-то вверх.

- Ноги! - заорал кто-то из командиров. - Ноги ставить поперек склона! Вперед! Оказалось, это батальонный комиссар:

- Братцы, пуля дура - штык молодец! - и тут же выстрелил из нагана, разглядев в темноте силуэт эсэсовца. - Да и пуля ничего, если умелой рукой выпущена!

Однако батальон залег.

Пулеметчик бил и бил. Достать его было трудно. Хотя по вспышке бойцы били, но тот сидел в узком окне церкви, словно в амбразуре.

Еж вздрагивал каждый раз когда очередь ложилась рядом. Пули шлепались в грязь и шипели. А те, что попадали в тела - стучали глухо…

- Мужики! Да перебьют нас здесь! Вперед! Где комбат? - закричал комиссар.

- Ранен, товарищ батальонный комиссар! - подал голос связист.

- Черт! Серьезно?

- Как сказать… Щеки пробиты.

- Понятно… А ну-ка мужики… Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов…

Сначала несколько голосов, а потом все больше, больше и, наконец, весь батальон подхватил гимн:

- Кипит наш разум возмущенный и в смертный бой идти готов…

Комиссар встал во весь рост и зашагал вверх, продолжая петь «Интернационал».

- Это есть наш последний и решительный бой, с Интернационалом воспрянет род людской!

Глядя на него, бойцы стали подыматься под пулями и зашагали вверх по скользкому склону. Многие падали, некоторые не подымались.

И тут в траншее фашистов раздались несколько глухих взрывов, а потом стал слышен шум рукопашной свалки.

- УРАААА!!! - батальон бросился вперед.

Через несколько минут красноармейцы ворвались в траншеи.

Еще через несколько минут все было кончено.

Еж сидел рядом с еще теплым трупом гансюка, которого он заколол прыгая в окоп, и нервно курил.

- Дай тягу… - плюхнулся рядом Вини.

Еж молча протянул Винокурову самокрутку. Тот глубоко затянулся и закашлялся.

- Не умеешь, не берись… - флегматично сказал Еж. - Дай обратно.

Вини прокашлялся и просипел:

- Водки бы сейчас…

- Водка, братцы после боя будет. А бой еще не кончился, - подошел к ним комвзвода Прощин. - Сейчас наша рота будет церковку брать.

- А другие чего?

- А другие пойдут на ту сторону деревушки, немцев подчищать. Дед ваш -молоток, кстати, да и вы не подкачали.

- А где Кирьян Васильевич? - встрепенулся Еж.

- Сейчас придет… Это он под шумок кустами с десятком бойцов к немцам в гости нагрянул. Нежданчиком. Бой закончится, буду ему представление на «Отвагу» писать. А вот и он!

Дед шел по траншее перешагивая окровавленными сапогами через трупы фрицев.

- Дед, ты как! - подскочили ребята.

- Жив, чего мне сделается… - буркнул тот. - Вы как?

- Вроде живы…

- Ну вот, вернулся за вами приглядывать, хлопчики.

Только тут Вини заметил, что дед обхватил левое предплечье, а по гимнастерке расползается темное пятно.

- Кирьян Василич, да ты ранен!

- Сам знаю. Немец, не подумавши, финкой полоснул.

- Давай забинтую…

- А если б немец подумал? - улыбнулся Прощин.

- Могёть в плен бы попал…

- Оп-па-па… А у фрица во фляжке чего-то есть… - воскликнул Ежина.

- Ежов! - прикрикнул комвзвода - Что за мародерство!

- А я чего… Я для антисептики… - Еж открутил пробку, глотнул… И выругался:

- Кофе, причем гадский! И без сахара. Фу… - Еж выкинул флягу за бруствер, куда-то в сторону немцев.

Там сразу чего-то заорали по-вражьему и открыли огонь.

Вини заржал, присев в траншею:

- Еж, они собственного кофе боятся!

- Нее… - ответил тот. - Это они решили, что я их гранатой!

- Ладно, гранатометчики, за мной!

В траншеях взводы и роты перепутались. Взводные бегали и орали, собирая своих бойцов. А ротные забились с раненым комбатом в блиндаж, решая там свои командирские дела.

Пробираясь по траншее, Кирьян Васильевич вдруг увидел командирскую фуражку, валяющуюся в грязи.