Меня зовут - Кожа

Зачем я согласился вчера идти с ним на рыбалку с раннего утра? Можно было выбраться и после обеда. Но

теперь как-то неудобно отказываться. Ладно, один день можно прогулять, ничего не случится.

Бабушка сразу поняла, что я что-то затеваю.

— Куда это ты собрался?— спросила она настороженно.

— То есть, как это — куда? Конечно, на урок. Бабушка на минуту вышла из комнаты, и я быстро шепнул Султану: _

— Сматывайся поскорее. Иди в овраг за домом Валибая и жди меня. Я сейчас приду.

— Ладно, только приходи поскорее. Бабушка вернулась в комнату.

— Ну, Кара Кожа, пока,—сказал Султан, чтобы обмануть бабушку.— Теперь, наверно, долго не увидимся. Тебе

нужно ходить в школу, а я отправляюсь обратно на джайляу.

Бабушка недоверчиво посмотрела на Султана.

— Значит, ты едешь на джайляу?— спросила она.

— Да.

— Это хорошо. Я хотела послать Миллатжан немного чаю и сахару.

Она передала Султану узелок, приготовленный для мамы.

— Смотри, плутишка!— пригрозила бабушка.— Ты же скачешь как сумасшедший и потеряешь посылочку... Может быть, послать с кем-нибудь другим?

— Что вы, бабушка!—обиделся Султан.— Это я-то потеряю! У меня есть мешок. Такой мешок! Ни у кого нет такого мешка!

— Ну гляди! Если Миллатжаи не получит посылки, то не сносить тебе головы!

— Доставлю в целости! Пусть я провалюсь на этом месте, если не доставлю... Султан взял узелок, подмигнул мне и вышел.

«Эх и растяпа ты, бабушка,— подумалось мне,— ну кому ты доверяешь!» Но я ничего не мог сказать вслух.

Как только я вышел из дому, сразу шмыгнул за сарай. В углу стоял ящик из- под спичек, перевернутый вверх дном.

Мой портфель, тот самый новый - желтый портфель, скрылся под этим ящиком. Я помчался к оврагу за домом

Валибая. Султан уже ждал меня. Он сидел на Чалом. Конь стоял поперек дороги, будто всадник готовился

украсть невесту и выжидал ее появления. Я подсел сзади, и мы тронулись.

В этот день добыча наша была хуже вчерашней. Рыба, видимо, напугалась и ушла или попросту кончилась. Я уж

не знаю, что именно было причиной, но, во всяком случае, рыбы было мало.

Но горевать по этому поводу не

приходилось. На уху хватило. И получилась она душистой, наваристой, такой, что даже самый сытый человек не

выдержал бы и попросил бы у нас ложку и присел рядом.

Потом мы пили ароматный чай с сахаром. Это уж бабушка-ротозейка о нас позаботилась. Султан держал перед

собой алюминиевую крышку от котелка и хлебал чай, звучно разгрызая сахар. Крышка была такой горячей, что

обжигала губы, и я отказался от чая. С Султана градом катил пот, он покраснел, как вареный рак, но все-таки пил и пил...

— Теперь мы несколько дней не будем ходить сюда,— сказал он, допивая четвертую крышку от котелка,— вчера

мы, видно, распугали рыбу... Пусть снова пообвыкнет.

— Ладно,— согласился я,— только ты чай и сахар, которые остались, отвези маме — иначе дружба врозь.

— О чем речь!—усмехнулся Султан.— Завтра утром еду на джайляу. Отвезу.

Первым уроком был русский язык. Оказывается, вчера, когда меня не было, задали выучить наизусть стихотворение Пушкина «Зимний вечер». Конечно, я не мог приготовить это стихотворение. Ведь я даже не знал,

что было задано. Учительница начала вызывать ребят по одному к доске, а я сидел и ерзал, боясь услышать свою фамилию.

Русский язык у нас преподавала Анфиса Михайловна, тоненькая, очень высокая девушка, только в этом году

окончившая педучилище. Говорили, что она, кроме того, будет еще старшей пионервожатой. Не знаю, было ли это

чьей-нибудь выдумкой или правдой, но знаю, что она понравилась мне с первых же дней. Она всегда была

приветлива и, если в классе что-нибудь случалось, не думала сразу же, что это натворил Кожа Кадыров. Словом,

я решил показать себя перед этой учительницей с лучшей стороны. Я подумал, что моих способностей для того

хватит. Меня всегда хвалили за хорошее русское произношение, диктанты же я писал почти без ошибок.

Так как я не выучил стихотворения, то не мог найти себе места. «Вот ведь,— думал я,— совершенно честно и

искренне собирался быть хорошим учеником, а теперь, из -за нелепой случайности, должен показаться новой учительнице лентяем и тупицей».

Анфиса Михайловна вызвала Жанар. Тут дело сошло гладко. Разве Жанар придет когда-нибудь в школу, не

выучив урока? Этого еще не случалось. Она быстро и бойко прочитала стихотворение и села на место

Учительница поглядела в журнал. Так и есть. Сейчас она вызовет:

«Кадыров». Я так приготовился к этому, что

вздрогнул и удивился, услышав фамилию «Турсунбаев».

Турсунбаев — краснолицый, всегда словно сонный, медлительный мальчик. Сейчас он, как назло, отвечал быстро

и правильно. Ну что стоило ему запнуться. Теперь вся моя надежда была на кусок медяшки, крепко зажатый в

кулак, да на звонок. Вот как будто проскрипела дверь учительской. Это, наверно, дежурная нянечка вышла

оттуда с большим желтым колокольчиком... Нет, это не она. Кто-то другой вышел из учительской. Почему не дают

звонка? Готов спорить на что угодно, что сорок пять минут уже прошло...

Звонок... Нет, это прогрохотала на улице телега. Турсунбаев, неловко переваливаясь, шагает к своей парте.