Меньшее зло

Внутри транспортного отсека сидели еще трое солдат – молодых, но явно опытных, в потертом и запыленном камуфляже. Впрочем, оружия ни у кого из них при себе не было – как я уже успел узнать, правом его ношения в городской черте обладали только сержанты и офицеры.

– Привет всем.

– Садись, – один из рядовых подвинулся, освобождая мне место. – В нашу часть распределили?

– Наверное. В триста пятнадцатую роту охраны.

– Значит, точно к нам. Меня зовут Юрий, это – Чеслав и Джон. А ты?

– Алекс. Алекс Фишер.

– Немецкие корни? – внезапно оживился Чеслав. – У меня тоже немецкие. Ты откуда?

– Я не знаю. Память взрывом отшибло.

– Уже был на фронте?

– Нет, в Никосии.

– А, вот оно что…

За время поездки мне удалось получить достаточно много бесполезной информации – я узнал, что наша часть считается хорошей, что во время обстрелов можно ничего не бояться, так как снаряды падают слишком далеко, что в лесу растут большие вкусные грибы, считающиеся настоящим деликатесом, что возглавляющий роту майор Хант повернут на дисциплине, что кормят солдат с каждой неделей все хуже и хуже, что мясо кантра съедобно, однако воняет тухлятиной…

– Не слушай его. Если выварить часа два, а затем как следует посолить – самое то.

– И грибов добавить.

– Точно. Грибы положить отдельно, бульон слить, кантра выкинуть на помойку – тогда все идеально.

– Да ну тебя…

Настолько тесно общаться со своими врагами было довольно странно. И неправильно. Конечно, я уже разговаривал с Марией, время от времени беседовал с доктором Льюисом, но все это являлось жизненной необходимостью. А сейчас, в совершенно необязательной ситуации…

– Не трусь, Фишер, сразу не убьют.

– Он уже не Фишер, а самый настоящий Счастливчик. Лаки, одним словом. Я слышал, что в Никосии выжило всего несколько сотен…

– Закрой хлебало, Джон.

– Э… а, понял. Извини, Алекс, не хотел бередить.

Я машинально кивнул, чувствуя глупую благодарность к оборвавшему товарища Юрию, но испытывая по этому поводу серьезные угрызения совести – погибшие в городе люди ничего для меня не значили, бомбардировка осуществлялась силами моей страны, однако проявленная забота относилась ко мне лично и это было неожиданно приятно.

Базовая человеческая реакция, чересчур глубокое погружение в выбранную роль или опасный самообман, ведущий к предательству?

Пока я обдумывал свои эмоции и корректировал будущее поведение, машина свернула с шоссе на узенькую дорогу, проехала мимо чахлой рощицы, а затем остановилась на контрольно-пропускном пункте.

– Ну все, – вздохнул погрустневший Чеслав. – Конец свободе.

– И не говори…

Мое появление в части не стало хоть сколько-нибудь заметным событием. Командир роты новым подчиненным не заинтересовался, другие офицеры – тоже, а встретивший меня интендант Гарсон ограничился тем, что выдал комплект постельного белья и винтовку без патронов, после чего бодрой руганью проводил в казарму:

– Бегом, молокосос! Занял койку, доложился сержанту, прошел инструктаж! Бегом, я сказал!

– Так точно!

Все мое обучение у сержанта свелось к нескольким базовым принципам обращения с оружием, зато служба началась уже вечером – меня вместе с Чеславом и еще тремя солдатами отправили нести дежурство рядом с расположенной в нескольких километрах от части артиллерийской батареей.

К сожалению, возможностей для бегства мне так и не предоставилось – вокруг закопавшейся в скалы техники было организовано несколько защитных ярусов, почти всем заправляли автоматические системы, а живые солдаты являлись чем-то вроде последнего рубежа обороны. Мы сидели в маленьком темном помещении, таращились в мониторы с данными, вполголоса разговаривали…

А затем орудия начали стрелять.

Несколько минут стены нашей каморки ходили ходуном, с потолка сыпалась какая-то крошка, а воздух наполнял тяжкий грохот, сквозь который время от времени доносились крепкие ругательства. Потом все закончилось.

– Ненавижу эти установки, – неестественно громко заявил один из моих сослуживцев, тряся головой. – Самое дерьмовое дежурство, мать его.

– Что, под дождем бродить лучше?

– Лучше дома спать…

Увы, но в течение ближайшей недели я не получил ни одного шанса исполнить задуманное. Адаптироваться к новой жизни оказалось довольно просто, жившие рядом со мной солдаты оказались совершенно нормальными, ежедневные дежурства не вызывали особых затруднений, офицерский состав вел себя подчеркнуто равнодушно, но на этом все хорошее заканчивалось. Дезертировать было сложно, дезертировать с оружием в руках было еще сложнее, данные о зоне патрулирования у меня по-прежнему отсутствовали, а бежать в надежде на чудесное стечение обстоятельств не позволял здравый смысл.

Я просто служил во вражеской армии, выполнял приказы вражеских командиров и приносил пользу вражескому государству.

Это являлось постоянным источником раздражения.

– Идиотизм…