Меридианы карты и души

— И, наконец, пусть будет и Антилиас, и Эчмиад-зин, — несколько сникший, вставляет Завен. — Эчмиад-зин несамостоятелен. У него нет нужной силы, — повторяет он постоянные доводы своих кругов.

— Если вам действительно нужна сила Эчмиадзина, почему ослабляете его, почему отнимаете у него епархии?

— Мы не отнимали… Так пожелали армяне Греции, Ирана…

— Ну да! Это вы пожелали, чтобы они пожелали…

Молчим. Видимо, разговор приобретает слишком большую нагрузку, чтобы вести его в этой легко мчащейся голубой машине…

Зарубежные епархии армяно-апостольской церкви подчиняются эчмиадзинскому первопрестолу. В результате исторически сложившихся обстоятельств существовал также киликийский католикосат, который после 1921 года из киликийского города Сиса переселился и обосновался в Антилиасе, предместье Бейрута. Киликийские католикосы всегда признавали верховенство Эчмиадзина. Но, учитывая влияние церкви за рубежом, дашнаки в 1956 году откололи киликийский католикосат от Эчмиадзина. Цель этой скорее политической, чем церковной акции — оторвать народ спюрка от находящегося в Советской Армении Эчмиадзина и тем самым ослабить нити, связывающие армян с родной страной.

Вот уже около двадцати лет во всех кругах спюрка обсуждается этот вопрос, и траншея, вместо того чтобы заполниться, все углубляется. В Америке даже было организовано что-то вроде комиссии для поисков путей сближения Эчмиадзина и Антилиаса. Но дело не сдвинулось с места. Деятельность этой комиссии была похожа на действия хирурга, который вскрывает язву и, увидев ее глубину, быстро зашивает. Глубоки корни этой язвы, и питают их не злые и добрые люди, а столкновение принципов.

Но вот и Оттава.

Это небольшой город, намного меньше Еревана, и тем не менее он голова на исполинском теле Канады. Советское посольство расположено недалеко от центра, на очень тихой улице, в саду.

Завен ровно в час останавливает машину у посольства. Предполагалось, что я пробуду здесь тридцать — сорок минут, а потом мы посмотрим город. Но посол пригласил меня к себе домой на обед, и моим спутникам пришлось ждать меня несколько часов. Вечер в Монреале в семь, опаздывать нельзя. Поэтому после обеда мы в спешке проехали на машине по городу, посмотрели здание парламента, сфотографировались со стоящим у входа солдатом в красно-синей, отделанной позолотой форме, статным, ростом метра два, не меньше, похожим на раскрашенную восковую фигуру из музея мадам Тюссо. Пришлось довольствоваться лишь такой скудной закуской из «туристского меню» и снова «оседлать коней» для обратного похода…

Почти не отдохнув, я отправилась в зал «Амазгаина». Вечер начался с небольшим опозданием. В зале, заполненном до отказа, звучали старинные песни Армении, произведения советских армянских поэтов и композиторов. Словом, все тщательно подготовлено, отточено. Наиболее «отточенной» была речь молодого архитектора Вреж-Армена.

С ним я познакомилась еще десять лет назад в Каире. Он тогда был студентом архитектурного факультета, занимался также литературой. Мне сказали, что он из очень фанатичной дашнакской семьи, и отец и мать его активные деятели партии, да и сын не отстает от них. Еще тогда Вреж-Армен интересовался Арменией, ее зодчеством, хотел переписываться с кем-нибудь из молодых ереванских архитекторов. Во время нашей встречи на вечере каирского «Амазгаина» он дал мне несколько номеров местной газеты с его рассказами. В гостинице я просмотрела один из них — «Рождество в нашем доме». Описывает, как в их семье готовятся к Новому году, пекут гату, наряжают елку, подвешивают к вершине трехцветный дашнакский флаг и ждут вечера. «Куранты бьют двенадцать одновременно с нашими часами, и в эту минуту мы бросаем игры, гасим все огоньки и в темноте завершаем нашу первую молитву в новом году о том, чтобы следующий встретить у склона Арарата… Но увы, уже сколько и сколько лет мы повторяем ту же самую молитву! Доколе родина будет для нас лишь миражем, доколе мы будем питаться лишь снами о ней?!» — восклицал тогда молодой человек с чувством тоски и безысходности- Но вот через десять лет я слышу слова этого же человека — на сей раз на вечере «Амазгаина» в Монреале, — слова, которые уже имеют другой акцент, характерный ныне для значительной части дашнакской молодежи.