Мертвая голова

Он, преисполненный решимости, плеснул на священника «Слезы единорога», но вылетело лишь несколько жалких капель: фляга была пуста. Флинн вдруг вспомнил, что на полу осталась мерцающая лужица пролитых «Слез», и ринулся к ней.

«Руками ее не собрать», – пронеслось у него в голове.

Он поднял глаза и заметил белый сатиновый шарф, оставленный кем-то из прихожан на первой скамейке. Схватив его, Флинн собрал им всю мерцающую лужицу, развернулся и опрометью помчался к отцу Юстасу.

Лицо священника полностью скрылось в огне. Флинн щурился и пытался подойти ближе, чтобы накинуть на него шарф, но адский жар не давал ему этого сделать. Внезапно отец Юстас запылал так ярко, что Флинн невольно попятился, и если бы на его руках сейчас не было шарфа, пропитанного «Слезами единорога», то он наверняка бы заразился суллемой Безумного.

Алое пламя разгоралось все сильнее и сильнее, будто кто-то постоянно подливал горючее, и Флинн был вынужден отступить.

– Да что же такое творится?! – прокричал он в гневе.

Флинн все пятился и пятился, пока не уперся в кого-то спиной. Он резко обернулся, готовясь дать отпор, если это окажется Безумный. Но перед ним стоял не он.

– Ты опоздал, – сказал Танат – не его Танат.

В его черных глазах не отражался огонь, не отражалось сожаление, в них, как всегда, ничего не было. Только пустота.

– Он уже мертв, – бесстрастно произнес Танат, и рядом с ним появилась душа отца Юстаса.

Священник растерянно смотрел то на Флинна, то на своего Таната, то на собственное тело, горящее у алтаря.

– Нам пора, – сообщил Танат. – Удачи, посыльный Смерти. – Он прикоснулся к плечу отца Юстаса, и они оба пропали.

Флинн мельком глянул на безжизненное тело священника и вспомнил слова Безумного, которые он сказал Хольде: «Лучше забери еще один мой подарок тебе. Скоро я тебя завалю ими, ведь нужно очистить Инферсити от этого безвольного мусора». И он закричал: пронзительно, отчаянно и одновременно свирепо. Когда же Флинн умолк, вместо него призрачным голосом кричало эхо. Но вскоре стихло и оно, и опустевший храм погрузился в гнетущую тишину.

– Эй, парень, помоги мне! – раздалось с другого конца храма.

– Что? – отвлекшись от клокочущей внутри ярости, спросил Флинн и повернул голову.

– Мне нужна твоя помощь! – воскликнул мужчина в черном костюме – тот самый мужчина, который стоял рядом с его матерью.

Флинн вмиг сорвался с места. Недалеко от выхода на одной из скамеек лежала его мать. В ее лице не было ни кровинки, закрытые веки подрагивали, а изо рта вырывались едва слышные болезненные стоны. Последний раз он видел ее так близко, когда в Чистилище ему снился мир живых. Тогда она спала и, к счастью, не успела проснуться.

– Что случилось? – спросил Флинн, не отрывая глаз от матери.

– Моя жена, она потеряла сознание, – произнес мужчина, держась за свою правую руку (видимо, повредил во время давки). – Помоги мне вынести ее из храма, я сам не справлюсь.

– Да, хорошо, – сказал Флинн и убрал со лба матери прядь волос.

Мужчина внимательно посмотрел на него, и Флинн мысленно отругал себя. Наверное, в чужих глазах его жест казался неуместным, даже возмутительным.

– Ты… ты ведь ее сын… И ты мертв, – прошептал мужчина.

– Вы… духовидец? – потрясенно спросил Флинн.

Мужчина кивнул.

– Меня зовут Лютер, я новый муж твоей мамы.

– Я уже догадался. Но как, как вы поняли, что я ее сын?

– Твои фотографии стоят в нашей гостиной, – ответил Лютер. – Но она не знает, что ты мертв.

– И не должна узнать, – твердо сказал Флинн. – А что насчет вас? Ей известно, что вы духовидец?

– Нет, я не стал посвящать ее в такие подробности. Ей это ни к чему.

– Нам нужно торопиться, – быстро произнес Флинн, слушая, как от волнения стучит кровь в ушах.

Он намотал шарф, пропитанный «Слезами единорога», на левое запястье, бережно поднял мать на руки и понес ее к выходу, как вдруг услышал омерзительный смех. Во Флинна будто вонзились копья: он узнал этот смех.

– Нет-нет! Я не позволю вам убежать в разгар праздника! – воскликнул Безумный. – Вы же все веселье пропустите!

Флинн почувствовал на своей спине прожигающий взгляд одержимого, но не стал оборачиваться и поспешил к выходу. Распахнутые двери ждали его, и он вот-вот должен был покинуть храм с матерью на руках, но внезапно под потолком пронесся огненный вихрь, который ударился в витражные окна над выходом. Стекла потеряли твердость и буквально закипели, как карамель на раскаленной сковородке, и темно-коричневыми сгустками потекли вниз, отрезая путь к спасению. Капкан захлопнулся – теперь им не сбежать.

Аккуратно положив мать на ближайшую скамейку, Флинн шепотом сказал Лютеру не отходить от нее ни на шаг и повернулся лицом к алтарю. Безумный сидел на раме круглого витражного окна, в котором зияла огромная дыра с оплавленными краями. Он был одет в ту же неприметную толстовку и черные штаны, тлеющие над босыми ступнями. В руках он держал человеческий череп, охваченный алым пламенем.