Мертвая тишина

— Корабль. Вы сказали, что он движется. Куда?

Мужчина скорбно поджимает губы, затем отвечает:

— Давайте лучше сосредоточимся на том, что известно вам.

Двадцать три года назад Макс Донован возглавлял следственную группу отдела контроля качества «Верукса» по инциденту на станции Феррис, и я нисколько не сомневаюсь, что корпорация прислала его сюда именно поэтому. Тогда он приносил мне газировку в банках, коробки с настоящими шоколадными конфетами, а однажды даже подарил дочкину куклу, наверняка ей уже ненужную. Ерунда, что мне шел двенадцатый год и я выросла в колонии, так что идея играть в дочки-матери представлялась мне совершенно чуждой. С какой стати играть в то, что потом так и так придется делать?

И все же благонамеренная нескладность Макса, как видно, не помешала его восхождению по карьерной лестнице «Верукса». Быть может, потому что эта самая его нескладность означает, что в нем нет ничего напускного. И такой поймет уродливость и несовершенство человеческого существования. И как это порой выходит боком.

Ему уже наверняка осталось немного до выхода на пенсию, и все же «гусиные лапки» в уголках глаз и глубокие морщины на лбу по-прежнему удивляют меня, когда бы я на него ни смотрела. Мысленно я все еще вижу Макса молодым.

Тогда он был добр ко мне, безымянной сироте из выпусков новостей, без родственников, готовых взять ее под опеку. Несколько раз, уже после завершения карантина, Макс навещал меня в интернате проверить, как я обживаюсь. И почти наверняка много лет назад он замолвил за меня словечко, когда я подала заявку на обучение на ремонтника комсети «Верукса». Пытается помочь он мне и сейчас, хотя это и не заметно.

Макс думает, что я сделала это. Считает меня виновной. Виновна ли я?

Я тру ладонями лицо, словно бы пытаясь вытянуть себя из трясины, в которую добровольно погружаюсь последние несколько месяцев.

Рид задумчиво меня разглядывает.

— Может, вы и вправду не убивали всю команду. Оставили одного человека сторожить добычу. Заодно подтвердить вашу историю. Как-никак на кону миллионы долларов.

Его слова воспламеняют во мне огонек неуверенности. Я не помню, как покинула лайнер. Возможно ли, чтобы кому-то удалось продержаться так долго?

Я вздрагиваю, но движение ощущается ужасающе медленным, словно под водой.

— Вам лучше надеяться, что его курс лежит во тьму, что о нем больше никогда не услышат, — отзываюсь я, четко проговаривая каждое слово.

— Мы не позволим ему уйти, Клэр. И вы это знаете, — мягко возражает Макс. — Мы отправляем корабль на перехват, основываясь на вашей рекомендации.

Под «мы», по-видимому, подразумевается «Верукс». Я щурюсь на него и выдавливаю:

— Это не моя рекомендация.

Лучше всего им держаться подальше от «Авроры».

— Что ж, после того шума, что подняла пресса по поводу вашего внезапного прибытия, никакое другое решение невозможно, — объясняет Макс, проявляя первые признаки раздражения.

Я качаю головой.

— Что бы ни находилось на борту «Авроры», пускать это сюда ни в коем случае…

— Вы ссылаетесь на «присутствие», которое якобы ощущали на корабле во время исследований, на проведение которых у вас не было права, — не скрывая скепсиса, снова заговаривает Рид.

Я смотрю на Макса, надеясь на его поддержку, но он лишь вскидывает руки, уступая инициативу коллеге.

— Вы же понимаете, как удобно все складывается в вашей истории, — продолжает тот. — Вам и вашей команде попадается самая крупная и самая скандальная находка за всю историю пилотируемых космических полетов, как раз перед самым вашим увольнением с должности капитана. — Следователь загибает один палец. — Остальные обзавелись работой на других кораблях, но вот вашу заявку на получение кредита для открытия собственной транспортной компании отклонили. — Второй палец. — У вас не было ни денег, ни будущего, кроме бесперспективной канцелярской работы, этой брошенной вам административной косточки. И вдруг из всей вашей команды, чтобы рассказать об этой величайшей находке, спасаетесь только одна вы. — Еще два пальца. — Что означает, что лайнер целиком принадлежит вам одной. — Он загибает последний палец, после чего разжимает получившийся кулак.

Вот только моей изначальной доли — пятой части из десяти процентов за найденный корабль — для осуществления моих целей оказалось бы более чем достаточно. И с практической точки зрения убийство команды ради получения всего вознаграждения — да еще возложение вины за это на некую загадочную сущность — было бы не только излишним, но и невероятно усложнило бы ситуацию, раз уж я очутилась в Башне. Однако это не тот ответ, что желает услышать Рид Дэрроу. Поставить галочку напротив моей фамилии ему определенно хочется в другой графе.

— А вы когда-нибудь видели, как человек совершает самоубийство плазменным буром? Или выдавливает себе глаза? — спрашиваю я. — И то и другое удобным при всем желании не назовешь.

— И все же вам самой каким-то чудом удалось спастись. Причем «единственная выжившая» стоит радом с вашим именем не в первый раз, не так ли? — Вопрос, надо полагать, Рид считает риторическим.