Мертвое море

Все в этом существе вызывало отвращение. И самое жуткое — у него было лицо, аналог лица, потрескавшееся, с тремя близко посаженными глазами, розовыми, как молочный коктейль с клубникой, блестящими и истекающими слизью, каждый размером с теннисный мяч. Впрочем, вскоре стало ясно, что на деле они рубиново-красные и покрыты кожистой розоватой мембраной, служащей существу веками. Мембраны обнажали глаза лишь частично, отчего те казались розовыми, с красной щелью посередине.

Что необходимо было предпринять? Что они могли сделать?

Люди смотрели на существо, а оно глядело на них в ответ. Патовая ситуация.

Пара щупалец, коротких, но сильных на вид, ярко-синих, с розовой нижней частью, покрытой крошечными присосками, свисала из уголков рта существа. Оно стояло, потирая щупальца с влажным чавканьем, словно человек, задумчиво почесывающий подбородок.

Джордж заметил, что существо издает ритмичный частый звук, похожий на вздохи. При этом трубки на его туловище раздувались и опадали: оно дышало, а эти штуки являлись своеобразными органами дыхания, похожими не на человеческие легкие, а на легочные мешки пауков или рыбьи жабры. Они отделяли пригодные для дыхания газы от токсичных. Похоже, помимо кислорода, благодаря гниющим водорослям, в местном воздухе были примеси метана или, может быть, даже азота.

Все замерли — никаких провокаций с обеих сторон. Но так не могло продолжаться долго: либо люди, либо существо рано или поздно перейдут в наступление. Джордж ощущал в воздухе горячий привкус угрозы, исходящей от людей, нежелание терпеть присутствие этого существа. На человеческих лицах проявились следы первобытной, непроизвольной, глубоко укоренившейся внутри нетерпимости к иным созданиям, доходящей до ненависти. Тварь отличалась от них, жуткая, непонятная, омерзительная, как паук, ее существование казалось оскорбительным. Им хотелось сокрушить ее. Уничтожить. Раздавить. Одним тем, что вызывала непостижимое отвращение, она заслуживала смерти. Тварь слишком сильно отличалась от людей, чтобы существовать с ними в одном мире.

Никто не отдавал себе отчета в том, что все они чувствовали. Пробудилась генетическая память, наследственная предрасположенность к ненависти, что кислотой жгла нутро и электрическими разрядами бежала по венам, призывая их уничтожить, убить тварь во благо племени. Убей зверя, победи чудовище…

И все вдруг вспомнили об оружии в побелевших от напряжения руках. Мышцы напряглись, нервные окончания загудели. Оружие требовало крови.

— Давайте прикончим его, — предложил Сакс, и никто не удивился, что именно он озвучил эту захватившую всех мысль. — Давайте завалим этого уродливого членососа.

Всем не терпелось приступить к делу. В тот момент они были единым целым, кровожадным хищником с когтями и зубами.

Но Кушинг сказал:

— Успокойтесь. Просто успокойтесь. Оно наверняка разумное, раз построило нечто подобное.

Менхаус услышал собственный голос:

— Ты… ты же знаешь, что это такое, верно? Верно?

— Ага, — глухо ответил Сакс.

— Та летающая тарелка, которую мы видели в водорослях… вот откуда оно.

Даже не поинтересовавшись, о чем они бормочут, Кушинг сказал:

— Оно умнее, чем мы. Возможно, оно поможет нам выбраться отсюда.

Джордж стоял как вкопанный, ничего не соображая. Тело онемело, ноги казались ватными, словно кто-то вколол ему торазина. Джордж понимал, что, если тварь вдруг набросится на него, ему конец. Он просто не сможет уклониться, и виной тому был либо страх, либо взгляд твари, который будто проникал под кожу. Чуждые глаза прожигали мозг, словно раскаленные дуговые лампы. Джордж был охвачен безумным желанием располосовать собственные вены лезвием.

Ни одно живое существо на Земле не обладало подобными пронзительными, полными ненависти фасеточными глазами. Овальное сморщенное отверстие, расположенное сбоку головы, лишь усиливало эффект и напоминало рот беззубого старика.

Тварь наблюдала за ними. Она не угрожала, но внушала глубокое омерзение. Может, она и была разумной, однако не имела права быть таковой. Во всяком случае, в сознании тех, кто на нее смотрел. Мысль о том, что этот ползучий кошмар может обладать разумом, вызывала отвращение, как образы наделенных сознанием пауков или сороконожек.

Фабрини сделал шаг в сторону странного механизма, и тварь напряглась. Трубы у нее на брюхе затрепетали, и из них потекло что-то вроде черной слюны. При попадании на палубную обшивку жидкость зашипела, как масло на сковороде.

— Не советую ее злить, — предупредил Кушинг.

Джорджу пришлось подавить в себе желание вскинуть пистолет и всадить в тварь пару пуль. А может, даже больше, чем пару.

«Да, — подумал он, — она разумна. Это видно. Только это какой-то неправильный разум. Не наш, людской, а какой-то гадкий, кощунственный. Холодный, жестокий и высокомерный».

Наблюдая за тварью, Джордж поражался ее демонстративному превосходству, ее высокомерию. Она ненавидела их с той врожденной неприязнью, которую вся ее раса испытывала к низшим формам жизни.

— Нам нужно попробовать пообщаться с ней, — сказал Кушинг. — И объяснить, что мы не собираемся причинять ей вред.