Мертвопись

Гуров быстро осмотрел помещение. Его глаза уже привыкли к полумраку, и он мог более детально рассмотреть антураж землянки. Ее стены были облицованы обтесанным кругляком, пол и потолок сработаны из вручную обтесанных плах. Из длинных плах были сколочены и нары, на которых, как видно, спал хозяин землянки. Напротив нар из дикого камня была сложена бесформенная печь. Судя по качеству плотницкой и печной работы, обитатель землянки плотником и печником был аховым.

В землянке, кроме стола, имелись две столь же грубо сколоченные лавки. На столе и прибитой над ним полке виднелась посуда – пара кастрюль, несколько эмалированных и алюминиевых мисок, ложки и кружки. На одной из лавок стояла бадья с водой и плавающим в ней деревянным ковшиком. Заметив на стене занавеску из белой ткани, Лев ее отодвинул и увидел… «Портрет Вечности»! Эту картину он до этого не видел ни разу, но, судя по описаниям, это была именно она. Он бережно снял пришпиленное прямо к стене полотно и вышел с ним наружу.

Лишь взглянув на старика, который уже несколько пришел в себя, даже пытался подняться на ноги, Гуров убедился окончательно – это он и есть, тот самый «шаман», которого видел на савиновском кладбище Дмитрий Еремехин. Тот самый «гуру» Тумирей. К удивлению Льва, чего-то такого демонического в облике старика не было и близко. Но он удивился еще больше, взглянув на второго обитателя землянки. Это был не кто иной, как… Жерар Снякунтиков, психопат, мечтавший уничтожить полотно, написанное Лунным. Для Гурова это было полной неожиданностью.

– А ты как тут оказался? – спросил он, глядя на Жерара.

Смеясь, Стас ответил за Снякунтикова:

– Говорит, что выследил Тумирея, приехал следом за ним в Ромашино и так же потихоньку пришел сюда.

– Чтобы уничтожить картину? – Гуров хмуро посмотрел на съежившегося «герострата».

– А… Вы… Что… Меня знаете? – растерянно пролепетал тот.

– Конечно, знаю. Звать – Жерар Снякунтиков, хронический бездельник и выпивоха, проживающий на улице Афонинской, с гражданкой… Как ее? – спросил он у Стаса.

– Елизавета Чумильцева, – подсказал Крячко.

– Я… Меня за это посадят? – обреченно спросил Снякунтиков.

– Это большое твое везение, что ты не успел порезать или сжечь картину. Кстати, а почему ты этого не сделал за то время, пока находишься здесь? Ты же тут, я так понимаю, как минимум третий день? Что, все же жалко стало уничтожать такой шедевр? – не удержавшись, усмехнулся Лев.

– Да, жалко, – прерывисто вздохнул Снякунтиков. – Это действительно величайший шедевр. Но именно поэтому я и должен был ее уничтожить. В этом и заключается моя высшая миссия.

– Какая высшая миссия? Что ты там плетешь? – пренебрежительно фыркнул Крячко. Он уже успел сбегать в землянку и протянул Тумирею ковш с водой, который принес оттуда.

– Да, я как Шива, индуистский бог-разрушитель, призван уничтожить Вечность! – заговорил Жерар напыщенно и высокопарно. – Это не просто картина, это объект Вселенной, имеющий прямую космическую связь с вечностью нашего бытия. Она – как критическая точка на закаленном стекле. Ее уничтожение превратит ткань Времени в эфирные осколки, и время остановится! Этот мир опять сожмется в точку, чтобы однажды снова произошел Большой взрыв, из пламени которого выйдет нечто куда более совершенное…

– Это понятно. Но я повторю свой вопрос: что же за эти дни ты ее не уничтожил? Не было подходящего момента?

– Я должен был сделать это завтра, в час новолуния. – Снякунтиков, раскинув руки, поднял голову к небу. – Надо было поджечь вон ту воронку времени из дубовых стволов и в разгоревшееся пламя бросить «Портрет Вечности». О, это был бы необычный момент, понятный только избранным, равным богам!!!

– Лечиться тебе давно пора – совсем «чердак» продырявился, – покрутил пальцем у виска Стас. – Надо же, какая мания величия! С богами он себя равняет… Палата номер шесть по тебе плачет! Лев Иванович, я гляжу, картина у тебя? Дай хоть глянуть…

Развернув полотно, он некоторое время его разглядывал, после чего, качая головой, изобразил на лице значительную мину.

– Феноменально! Это и в самом деле супершедевр! Подержи развернутым – я сделаю снимок.

Когда он своим телефоном запечатлел «Портрет Вечности», откуда-то с края поляны, где была тропинка, раздался знакомый голос:

– Не смейте кощунствовать! Что вы задумали?

Гуров оглянулся и увидел троих запыхавшихся мужчин, в числе которых был и участковый Юртаев. Протестующе вскинув руку, Константин продолжил:

– Вы хотите отобрать Сошедшую с Небес?! Вы хотите посадить в тюрьму нашего Учителя?! Не смейте! Иначе сейчас нам придется в знак протеста умереть на ваших глазах!

– Костя, ты чего ерунду городишь? С какого бодуна умирать надумал? – мгновенно отреагировал на его слова Крячко.

– Я не шучу! – обнажив левое предплечье и правой рукой достав из кармана нож, объявил Юртаев. – Сейчас я себе перережу вены и артерии! И мои друзья сделают то же самое!

Оба спутника Константина тут же заголили себе левую руку и тоже достали острые ножи. Обернувшись к Тумирею, Гуров жестко потребовал: