Мертвые хватают живых

"Великолепная семерка" с неподражаемым Юлом Бриннером заставила Ирэну забыть обо всем на свете. Подружке больше понравился Стив Маккуин, но что с нее взять: ей всегда больше по сердцу были блондины! Однако когда девушки расстались, и Ирэна уселась в своем трамвае, она невольно оглянулась, чтобы проверить, не следят ли за ней. Сердце Ирэны ёкнуло: на задней площадке, прикрываясь газетой, трясся давешний незнакомец. Вот теперь она действительно запаниковала! Что им от нее нужно? (Кому это "им", перед ней вопрос не стоял: коль скоро она не связана ни с какой уголовщиной, значит, это не криминальная полиция а…, даже в мыслях Ирэна боялась произнести название той страшной организации!). Скорее всего, это из-за брата. Действительно, тетка права: Войцех чересчур много себе позволяет, слишком часто и излишне откровенно высказывает свое мнение, и вообще неизвестно, с кем он связался и где пропадает по вечерам! Тревога за сводного брата (не будем, однако, утверждать, что девушка в этой связи испытывала исключительно сестринские чувства) мгновенно переплавила охватившую ее только что панику в злость: когда же они, наконец, оставят их семью в покое? Вместе с новой эмоцией вернулась и храбрость, и Ирэна, вылезши из вагона на своей остановке, не оглядываясь, быстро и решительно пошла к дому. Ну их всех к лешему!

Когда девушке оставалось пройти всего один квартал, она услышала позади себя частые шаги и тяжелое дыхание. "Могли бы и помоложе кого послать за мной башмаки топтать!", — злорадно подумала она и резко остановившись, обернулась.

— Что вам от меня нужно? Целый день таскаетесь за мной…

Преследователь, слегка запыхавшись, остановился и приложил палец к губам:

— Тише, пожалуйста, на нас обращают внимание.

— А мне нечего бояться! — задорно ответила Ирэна, сразу почувствовавшая, что ее "альтер эго" боится и не хочет огласки. — Пусть люди видят…

— Я был другом вашего отца и поклонником таланта вашей матушки, — неожиданно сказал незнакомец, безошибочно найдя слова, которые заставят, наконец, Ирэну умолкнуть. — Если, конечно, ваша фамилия Томачиньска…

Разумеется, она ожидала чего угодно, но только не этих слов. Самое удивительное, что Ирэна сразу почувствовала, что незнакомец говорит правду! Это было необъяснимо, но, тем не менее, факт остается фактом: она поверила ему без тени сомнения, безоговорочно и до конца.

— Да, это моя фамилия. Почему же вы целый день ходили за мной?

— Давайте присядем на лавочку, — вместо ответа на вопрос предложил незнакомец, — мои ноги уже не столь резвы, как прежде…

Тяжело присев, мужчина снял свой замечательный головной убор и, достав белоснежный носовой платок, вытер испарину с высокого пергаментного лба. При этом он тяжело, с каким-то присвистом дышал, непрестанно по-стариковски пожевывая губами. "А ведь если он был папиным товарищем, — в душе Ирэны проснулись подозрения, — он не может быть таким старым: отцу сейчас было бы пятьдесят восемь…". Словно угадав мысли девушки, отдышавшийся, наконец, незнакомец заговорил:

— Вместе с твоим, девочка, отцом мы вместе учились в консерватории, — как-то очень естественно перешел он на "ты". — Что, не похож я на однокашника ныне не исполняемого композитора Збигнева Томачиньски? Не удивляйся: полгода допросов в тюрьме министерства госбезопасности и пять лет лагерей кого угодно превратят в развалину! Если, конечно, он выживет…

— Простите, как зовут пана…?

— Ох, извини старика, пшепрашем, — спохватился тот и, с юношеской прытью вскочив с места, на несколько сантиметров приподнял над головой свой траченный молью довоенный еще "пирожок" и церемонно (разве что, не щелкнув каблуками) представился: — Ежи Цепелевски, к вашим услугам!

Снова угнездившись на скамейке, он пару минут помолчал, всматриваясь в проносившиеся мимо них "варшавы" (так стали называться русские "победы" после того, как советское правительство подарило ПНР право производить эту автомобильную марку).

— Я тебя очень долго разыскивал, и перед тем, как заново познакомиться (я помню тебя совсем еще крохой), мне показалось разумным немного понаблюдать за тобой: извини, но последние двенадцать лет моей жизни приучили меня к осторожности.

— Пан Ежи, я очень рада с вами познакомиться, — искренне призналась Ирэна и замолчала, предоставив инициативу в беседе своему новому знакомому — понятно же, что он потратил столько времени и сил не для того, чтобы предаваться воспоминаниям о ее раннем детстве.