Мертвые хватают живых

Что и говорить, было от чего беспокоиться! К счастью, не приходилось искать предлога, чтобы встать из-за стола: после "программного" заявления Петра поминальная вечеринка скукожилась, как брошенный в огонь комок бумаги. Хозяева и гости, соблюдая приличия, старались контролировать свои лица, но взгляды показывали, что семена взаимного недоверия, умело брошенные Клаутовым, уже начали давать всходы. В итоге все как-то сразу засобирались, и спустя несколько минут москвичи оказались в своем номере. Еще в коридоре решив, что перво-наперво следует внимательно осмотреть свое временное жилище (не дай Бог, неведомый враг подбросил еще что-нибудь, и теперь названивает Шошкичу, чтобы подвигнуть его на проведение повторного обыска!), Татьяна и Петр, привычно уже сохраняя молчание, быстро, но тщательно осмотрели помещение и свои чемоданы. Судя по всему, все было чисто. Посчитав, что полученный результат не столько отражает реальное положение вещей, сколько свидетельствует об их собственном дилетантизме, журналист настоял на повторном осмотре. Через час, вконец запыхавшись, они имели полное право сказать, что если там что-то и припрятано, то разыскать это "что-то" выше их сил. Немного успокоившись, Клаутов и Борисова вышли в холл, где, сидя в старинного вида кожаных креслах, уютно расположенных под солидного размера комнатной пальмой, можно было без помех обсудить, как выразилась Татьяна, "васистдас".

— Что ты обо всем этом думаешь? — спросила она, устало отбрасывая со лба прядь непослушных волос.

— В голову приходят два очевидных соображения. Во-первых, ясно, что это был не официальный полицейский обыск…

— Это настолько очевидно, что не требует объяснения, — фыркнула Таня. — Что еще?

— … Во-вторых, — Петр не обратил внимания на насмешку подруги, — скорее всего, наш неизвестный друг заходил проверить, на месте ли столь любезно подложенные им в плошку с орехами запонки. Коль скоро нас не арестовали, он имел основания думать, что они все еще там лежат. В этом случае можно было бы еще раз на нас "стукнуть", теперь уже указав, где следует поискать.

— Похоже на то, — согласилась Борисова. — Правда, совсем не факт, что оба раза к нам заходил один и тот же человек… Плохо, что по тому неясному отпечатку, который образовался на слое пудры под ковриком у двери, нельзя идентифицировать нашего посетителя…

— … Которым, заметь, мог (или могла) быть кто угодно из сидевших за поминальным столом, поскольку Месичи по одному выходили приглашать гостей, которые потом самостоятельно приходили спустя некоторое время, а мы все время оставались в номере.

— Да, под подозрением, по-прежнему, остаются все. Как ты думаешь, что теперь — после того, как визитер не нашел запонок… Что он предпримет?

— А Бог его ведает! Может, например, попробовать организовать для нас повторный личный обыск… Слушай, — было видно, что Клаутову пришла в голову какая-то новая мысль, — а что бы ты сделала, если бы на месте этого "доброжелателя" проникла в наш номер? Неужели, удовлетворилась бы только поиском запонок?

— Нет, конечно! Я бы постаралась узнать, вообще, что за люди здесь живут. Кстати, это еще один аргумент в пользу того, что убийца Симича и сегодняшний посетитель не одно и тоже лицо. Мало ли кто мог захотеть удовлетворить свое любопытство!

— Разумно, хотя я и остаюсь при своем мнении. Ну и что можно узнать из наших вещей?

— Да, вроде, ничего особенного… Документов у нас с собой никаких, кроме загранпаспортов нет, ты свою записную книжку носишь с собой, а я так свою вообще в Москве оставила… Погоди-ка, когда ты устанавливал адрес своего родственника…

— Вот именно! Я записал его на полях рекламного проспекта, лежавшего около телефона. Если к нам проникал не лентяй и не кустарь-самоучка (а я так уверен в прямо противоположном!), то телефон и адрес он, скорее всего, видел и на всякий случай переписал.

— Так что, по-твоему, нашему милому старичку грозит опасность?

— Я бы не стал так утверждать, но… давай-ка, от греха подальше, завтра с утра — сегодня уже поздновато — подскочим к нему и, не раскрывая всех наших секретов, попросим быть поосторожнее: в чем в чем, а в коварстве нашему противнику не откажешь, мало ли что он…

Журналисту пришлось прерваться на полуслове, поскольку в холле появилась массивная фигура Момчила Качавенды. Осведомившись, не помешает ли он, и получив отрицательный ответ, Момчил опустился в до сих пор пустовавшее кресло и виновато объяснил: