Мертвый город

– Да, – подтверждаю я. – Если карта девятнадцатого века правильная, он должен находиться здесь, рядом… – Делаю паузу. – Можете снять маски, пока мы идем. Если хотите.

Роберт пожимает плечами. Макс опускает свою на шею и улыбается. Маска оставила красный отпечаток вокруг его рта, и мне сразу же становится интересно, не произошло ли со мной то же самое.

Часть города, раскинувшаяся между церковью и площадью, более старая, чем район домов рядной постройки в другой его стороне. Дома здесь отличаются по форме и по размерам, они больше и прочнее. Их строили, перестраивали и ремонтировали люди, жившие здесь изначально. Бревенчатые, когда-то ярко-желтые и темно-красные с белыми углами, но сейчас заметно выцветшие, они явно меньше пострадали от времени, чем постройки, воздвигнутые гораздо позднее.

Однако лес начал пробираться и сюда. Перед одним из домов, там, где когда-то, наверное, был маленький огород, выросла сучковатая ель, дотянувшаяся своими ветвями до обветренного красного фасада. Под их напором часть стены треснула и обрушилась внутрь. Это выглядит странно; просто не укладывается в голове, что толстые бревна не смогли противостоять такому вторжению. Я громко выражаю свое удивление, а Макс говорит в ответ:

– Просто дерево стен прогнило насквозь. На вид оно твердое, но внутри превратилось в труху.

Я поворачиваюсь, собираясь попросить Роберта сделать несколько снимков, но тот уже поднял камеру. Щелкает ею несколько раз и показывает мне большой палец.

Мы уже успели немного поснимать в церкви на видео и прилично пофотографировать тоже – даже обнаружили кое-что интересное, упущенное при первом ее посещении, – и это заняло меньше времени, чем я думала. Я уже чуточку остыла после разговора с Эмми, но он по-прежнему не выходит у меня из головы. Как бы эффективно мы ни трудились сегодня, у нас уже потеряно двадцать процентов запланированного времени. Надо четко расставить приоритеты. Может, придется отказаться от одной из сцен на металлургическом заводе. Фотографии оттуда не столь эффектны, как сделанные в школе или церкви, да и, честно говоря, экономические аспекты этой истории не столь интересны, как ее чувственная сторона. Мать. Ребенок. Пастор.

В любом случае мы находимся здесь с целью сделать фильм. Наша задача – показать, почему мы должны получить деньги и поддержку для его производства, заставить фонды и Институт кино дать нам гранты. Привлечь как можно большее внимание пользователей Интернета, чтобы они дружно захотели познакомиться с окончательным продуктом. Пока нам необходимо возбудить интерес, а не утолить жажду. Поднять вопросы, а не давать ответы. Не считая сегодняшнего, у нас остается на это только два дня, фактически ничего. Как быстро летит время! Но у меня все равно появилась надежда, что мы всё успеем, – пусть даже я боюсь признаться себе в этом.

Еще два дня. Два дня мне надо будет делать все возможное, чтобы Туне не очень страдала от боли, и не спускать глаз с Эмми. У нас есть два дня на сбор материала, который, надо надеяться, окажется настолько привлекательным, что мы сумеем найти кого-то, кто сможет занять место моей бывшей подруги в проекте. Одного или нескольких.

Я смогу пережить оставшиеся дни. Мы все в состоянии сделать это.

При виде аккуратного домика, который сейчас вырастает передо мной, у меня резко подскакивает пульс, пусть этот домик почти ничем не отличается от прочих, стоящих по соседству. Я дважды проверила его положение по карте, найденной мною в старом атласе Лапландии. На ней все названия написаны с завитушками, крайне неразборчивым шрифтом, и пропорции, похоже, слегка искажены (река выглядит длиннее, чем она есть на самом деле, а площадь смещена дальше на восток), однако маленький прямоугольник, помеченный как «Дом священника», судя по всему, указан правильно.

– По-моему, мы на месте, – говорю я и останавливаюсь.

Жилище пастора покрашено в желтый цвет и имеет маленькую веранду. Входная дверь закрыта, и небольшая лестница, поднимающаяся к ней, выглядит прогнившей насквозь. Я стою и таращусь на нее.

– Я займусь ею, – говорит Макс. Он подходит к ней и ставит ногу на нижнюю ступеньку.

– Нет, подожди… – только и успеваю сказать, как он проваливается с удивленным криком.

Я кладу руку на его плечо.

– Все нормально? – спрашиваю.

– Будь осторожен, – вмешивается Роберт, когда Макс вытаскивает ногу из дыры в доске.

– Нельзя идти посередине лестницы, – говорю я хриплым от волнения голосом. – Там она наиболее непрочная. С тобой все нормально?

– Да, просто замечательно, – отвечает Макс и пытается рассмеяться, задирая брючину и обнажая худую белую голень. Она, похоже, не пострадала.

Я с облегчением перевожу дыхание и хлопаю его по плечу.

– Не пугай меня так.

Обхожу его, осторожно ставлю ногу на ступеньку, находящуюся над сломавшейся, и медленно делаю шаг. Вперед и вверх, вдоль перил. Лестница скрипит, но выдерживает меня.

Я не жду других, а прикасаюсь к дверной ручке. Отлитая из бронзы, она старинная и красивая. Дом не особенно большой, но сразу видно, что в нем жил явно не самый простой человек.