Мерзость

Члены семьи Нгаванг Тенцин открывают несколько сумок из дубленой кожи и черные тряпки, наполненные острыми инструментами: длинные и изогнутые разделочные ножи, секачи для мяса, ручные пилы, маленький топорик, большой секач и другие лезвия, а также массивные каменные молотки.

И тут же принимаются за работу.

Они сбрасывают белый саван, открывая смуглое обнаженное тело бедного Бабу Риты. Он лежит на спине, руки вдоль туловища ладонями вниз, глаза уже запали, и выглядит очень маленьким. Мы с Же-Ка инстинктивно отводим взгляды, пытаясь оказать хоть какое-то уважение нашему другу шерпе. Но можно было не беспокоиться.

Седой дедушка Нгаванг Тенцин искусно орудует разделочным ножом в одной руке и большим секачом в другой. Быстрее, чем я успею об этом написать, он отделяет обе ладони и обе ступни, а затем двумя сильными ударами секача обезглавливает труп.

Двое его сыновей рубят и пилят то, что осталось от рук и ног Бабу Риты. Звук вгрызающейся в кости и суставы пилы эхом отражается от скал. Младший Тенцин маленьким топориком принимается отрубать пальцы мертвого Бабу Риты, а затем каменным молотком разбивать их на еще более мелкие кусочки. Эти кусочки затем превращаются в мягкую массу.

Трое старших теперь принимаются за тело Бабу. Сердце, легкие, печень, кишки и другие внутренние органы нашего друга бесцеремонно вынимают и бросают в каменную чашу. Дедушка металлическим прутом разбивает на куски ребра. Плоть отделяется от костей. Мужчины и мальчик Нгаванг Тенцин переворачивают то, что осталось от туловища Бабу Риты, на живот, разрубают и извлекают позвоночник. Его они тоже расплющивают в однородную массу. Звуки, которые при этом раздаются… ни с чем невозможно сравнить.

Когда все раскромсано и расплющено, мальчику доверяют кидать маленькие кусочки, по одному, ждущим стервятникам. Уродливые пожиратели падали спрыгивают к каждому куску, падающему среди камней, но не дерутся и не отгоняют друг друга – я слышал, что так происходит во время их трапезы над трупами в Африке и других местах. Как будто эти бородатые ветераны небесных погребений знают, что еды хватит на всех.

Расчленив Бабу Риту на маленькие куски, которые можно проглотить – в том числе голову с раздробленным черепом, из которого вырвали глаза и бросили ожидающим стервятникам, и серой массой, в которую превратил мозг юный могильщик, – «убирающие мертвых» смывают с плоского камня кровь, вылив на него несколько ведер воды.

Затем четверо «убирающих мертвых» удаляются. Восемь священников и служителей ушли раньше – пока мы с Же-Ка в ужасе смотрели на то, как разделывают труп.

Жан-Клод кивает, и мы тоже уходим, огибаем монастырь по широкой дуге и присоединяемся к Норбу Чеди, который ждет нас на склоне с тремя пони. Не произнеся ни слова, мы ударяем пятками в бока пони и спешим на север, к базовому лагерю, прямо в пасть надвигающейся бури.

Раньше наши маленькие пони добирались от монастыря Ронгбук до базового лагеря меньше чем за два часа. Но сегодня, в снежной завирухе, даже при том, что сильный холодный ветер дует нам в спину, дорога занимает больше трех часов.

Первую половину пути мы с Же-Ка молчим. Наконец молчание нарушает Норбу Чеди:

– Я несколько раз видел небесные погребения, сахибы. Больше не хочу.

Нам с Жан-Клодом нечего на это ответить.

В последний час пути, когда мы приближаемся к наполовину замерзшей реке чуть ниже морены и базового лагеря, Же-Ка поворачивается ко мне.

– Наверное, в этом есть смысл, с культурной и практической точки зрения – десять месяцев в году земля в Тибете промерзшая и твердая, как камень.

– Да, – соглашаюсь я. Но мне так не кажется.

После продолжительного молчания Жан-Клод, убедившись, что Норбу Чеди нас не слышит, приближается ко мне и шепчет:

– Если я погибну на этой горе, Джейк, проследи, чтобы мое тело похоронили в расселине или просто оставили там, где оно лежит. Хорошо?

– Обещаю, – говорю я. – А ты сделаешь то же самое для меня, ладно?

Же-Ка кивает, и последние пятнадцать минут пути к базовому лагерю сквозь метель на спине пони мы не обмениваемся ни словом.

Пятница, 15 мая 1925 г.

Базовый лагерь, в который мы добираемся к полудню, почти пуст.

Доктор Пасанг, разумеется, на месте – как и два его обмороженных пациента, отдыхающих в своих палатках. Пасанг произвел ампутации вчера, когда все вернулись из монастыря: все десять пальцев на ногах у Анга Чири, четыре пальца на ногах и три пальца на правой руке у Лакры Йишея. Обычно, объясняет нам Пасанг, он подождал бы еще несколько дней, прежде чем оперировать, но гангрена с пальцев на ногах Анга Чири стала распространяться на ступню, а также угрожала левой ноге и правой руке Лакры.