Мерзость

Я уже упоминал о Гарвардском альпинистском клубе, который официально открылся только в прошлом, 1924 году, но во время моей учебы в университете с 1919 по 1923 год несколько человек – в альпинистских кругах нас называли «гарвардской четверкой» – все каникулы и все свободное время проводили в горах, в близлежащих Куинси-Куоррис весной-осенью и в горах Нью-Гемпшира зимой.

Нашим неформальным лидером был инструктор Генри С. Холл, основавший клуб в 1924 году, и наша разношерстная команда альпинистов обычно встречалась у него дома. В нее входили также Террис Картер (мы с ним ровесники) и Эд Бейтс, на год младше нас, маленького роста, с нелепой, но на удивление эффективной техникой.

Профессор Холл и его старшие и более опытные товарищи предпочитали канадские Скалистые горы и иногда Аляску. На втором курсе, ранней осенью во время каникул, мы вчетвером поднимались на Маунт-Темпл в Альберте на Восточном гребне – сегодня ее отнесли бы к классу сложности IV 5.7, – когда Эд поскользнулся, оборвал 60-футовую веревку, которой был связан со мной и Террисом, и разбился насмерть. Мы не были готовы его подстраховать, а падение Эда было таким внезапным и отвесным, что, если бы веревка не оборвалась, мы с Террисом непременно сорвались бы с северной стены и полетели в пропасть вслед за ним.

Конечно, мы оплакивали смерть Эда, как только молодые люди могут оплакивать смерть ровесника. Я пытался поговорить с родителями Эда, когда те приехали в Гарвард, чтобы забрать его вещи, но сумел выдавить из себя только всхлип. Когда возобновились занятия, я стал пропускать лекции – просто сидел в своей комнате, погруженный в мрачные мысли. Я был уверен, что с альпинизмом покончено.

Тогда-то ко мне и пришел профессор Холл. Он сказал, чтобы я либо посещал занятия, либо бросал университет. Сказал, что так я впустую трачу родительские деньги. Что касается альпинизма, Холл сообщил, что ведет студентов на гору Вашингтон, как только выпадет первый снег, и что я должен решить, либо я продолжаю – он считал, у меня есть способности, – либо бросаю прямо сейчас. «Смерть можно считать неотъемлемой частью этого спорта, – сказал мне профессор Холл. – Очень несправедливо, но это факт. Когда погибает друг или партнер, ты должен оставаться альпинистом, Джейк, ты должен научиться говорить смерти “пошла ты на хер” и идти дальше».

Я еще никогда не слышал, чтобы так выражался учитель или профессор, и это произвело на меня большое впечатление. Как и урок, который он мне преподал.

За последние несколько лет занятий альпинизмом я научился – по крайней мере, отчасти – говорить смерти «пошла ты на хер» и идти дальше. За те несколько месяцев, что я провел в Альпах с Диконом и Же-Ка, мы не меньше пяти раз участвовали в спасательных операциях, причем три раза после трагедии. Конечно, я не был знаком с погибшими альпинистами, но узнал, какие ужасные повреждения получает человеческое тело при падении с высоты: сломанные и оторванные конечности, разодранная о скалы одежда, повсюду кровь, расколотые черепа или вообще отсутствующие головы. Смерть при падении с большой высоты не назовешь благородной.

Бабу Рита ниоткуда не падал; он просто последовал за двумя идиотами, скользящими по склону – такие склоны можно найти на горках для катания на санях в городских парках Америки. Только на горках обычно не бывает занесенных снегом камней.

– Пошла ты на хер, – слышу я свой шепот. – Я иду дальше.

Ветер завывает между ледяными пирамидами «корыта», и, выйдя на ледник, мы вынуждены откапывать веревочные перила, натянутые для безопасности между трещинами, но бамбуковые вешки с флажками указывают нам путь.

Мы добираемся до третьего лагеря еще до начала сумерек, но Реджи и Дикона там нет. Теперь в третьем лагере шесть палаток – в том числе две большие палатки Уимпера, – но восемь шерпов набились в маленькие палатки Мида. Пемба жалуется, что все они плохо себя чувствуют: страдают от «горной усталости» – так в 1925 году мы называли высотную болезнь. Часть свернулась в спальных мешках, остальные завернуты в несколько слоев толстых одеял. Пемба говорит, что леди мемсахиб и Дикон сахиб в четвертом лагере на Северном седле, вместе с Тейбиром Норгеем и Тенцингом Ботиа. Ветер там, прибавляет он, просто ужасный.

Мы с Жан-Клодом выбираемся из вонючей палатки и совещаемся. День клонится к вечеру, и мы не успеем добраться до четвертого лагеря до темноты. Но мы захватили с собой валлийские шахтерские лампы, а в моей противогазной сумке есть ручной фонарик. Кроме того, мы полны сил и не хотим сидеть на месте.