– Не уверен, что мне известно все. – Голос у него был таким же усталым, как у меня. – То есть я знаю, кто, когда и почему, но я не уверен насчет «что».
– Но вы признали, что знакомы с нашим общим другом… и возможно, работаете на него… того, кто выписывает много чеков, но предпочитает золото, – сказала Реджи.
Дикон устало кивнул.
– Да, я знаю, чем он занимается. Но работал я на него… с ним… только время от времени.
– Может, вы двое соблаговолите говорить на нормальном языке? – Боюсь, мои слова прозвучали резче, чем я рассчитывал.
Реджи кивнула.
– У моего кузена Персиваля, как вы, наверное, знаете, была репутация повесы, паршивой овцы в семье, а во время войны – позора для своей страны: он не был в армии, не сражался на фронте, всю войну прожил в Швейцарии и других безопасных местах, в том числе, как со стыдом признавалась его мать, в мирных районах Австрии. Казалось, кузен Перси находится лишь в одном шаге от прямого предательства интересов Великобритании. И в довершение всего в Англии и на континенте Персиваля считали развратником. С отклонениями. Гомосексуалистом, как теперь говорят.
Возразить нам было нечего, и все промолчали.
– Но это была маска, – продолжала Реджи. – Видимость. Искусственная завеса. Сознательная.
Я посмотрел на Дикона, ища объяснение этим словам – наверное, у Реджи сильный приступ высотной болезни, с галлюцинациями, – но взгляд его серых глаз не отрывался от ее лица.
– До войны, во время войны и после войны мой кузен Персиваль был агентом разведки, – сказала Реджи. – Сначала секретная служба Его Величества, затем разведка ВМФ, а в последнее время… тайная сеть агентов, работавшая на одного из высокопоставленных членов правительства.
– Перси был долбаным шпионом? – Я слишком устал, чтобы следить за своей речью.
– Да, – подтвердила Реджи. – А юный Курт Майер – никакой он не альпинист – был самым глубоко внедренным и самым ценным из его австрийских источников. Восемь месяцев назад, до того, они встретились в тибетской деревне Тингри, к северо-востоку отсюда, Майер был вынужден бежать из Австрии. Он бежал на восток, затем еще дальше на восток и в конечном итоге прибыл в Китай, а оттуда направился на юг, в Тибет.
– Очень долгий путь для беглеца, – заметил Жан-Клод.
– За ним гналась банда этих немецких чудовищ, – сказала Реджи. – Сегодня вы видели, на что они способны.
– Что такого было у Майера – видимо, он передал это Перси в Тингри – и почему немцы так хотели это получить? – спросил Дикон. – Именно эта часть головоломки мне неизвестна.
– Мне тоже, – призналась Реджи. – Я знаю только, что от этого может зависеть будущее наших стран – не только Великобритании, Жан-Клод, но и Франции.
– Похоже, это оставляет за бортом меня и Соединенные Штаты, – услышал я свой голос, почти сердитый.
Реджи повернулась ко мне.
– Совершенно верно, Джейк. В том смысле, что вы тут ни при чем. Мне было жаль впутывать вас, но я не знала, как помешать вам присоединиться к вашим английскому и французскому друзьям. Каковы бы ни были наши планы – то есть тех, кто пойдет со мной, – я считаю, что вы должны обогнуть долину ледника с юго-востока и идти к Серпо Ла и дальше в Индию. Этот более безопасный и прямой путь, чем два других перевала. Вы пойдете налегке, и если повезет, то через три недели будете уже в Дарджилинге.
Я открыл рот, но слова не приходили.
– Немцы не будут вас преследовать, Джейк, – продолжала Реджи. – Вы их не интересуете. И никогда не интересовали. Они второй год подряд приходят сюда потому, что не смогли забрать то, что было у Курта Майера и что он передал моему кузену Перси, и они боятся, что существует один шанс из ста, что мы впятером можем это найти. Или им самим удастся разыскать это где-нибудь на склоне горы.
– Они убили тридцать шерпов, тридцать человек, – я заморгал, чтобы скрыть слезы ярости и отчаяния, – чтобы заполучить… что?.. чертежи какого-нибудь проклятого дредноута, скорострельного авиационного пулемета или другой долбаной ерунды, черт бы ее побрал?
Реджи покачала головой.
– Эти немцы, не знаю, сколько их там… но уверена, что в прошлом году их было семеро, под руководством Бруно Зигля…
Я слишком устал, чтобы следить за ее логикой.
– Мне понятно одно, – сказал я. – Если мы поднимемся на Северное седло, то попадем в западню. Как крысы. Даже если немцев всего четверо, у них есть пистолеты – в отличие от нас. У них есть ружья. Какая эффективная дальность стрельбы у твоей винтовки «Ли-Энфилд» с оптическим прицелом, Ричард?