Мерзость

– В нас обоих, по всей видимости, стрелял мистер Ульрих Граф – на его теле нашли документы, – сказал Пасанг. – Попавшая в меня пуля пропорола кожу головы и оставила бороздку на черепе. Я ненадолго потерял сознание. Пуля, застрявшая у вас в верхней части спины, пробила, насколько я могу судить, оба кислородных баллона, стальную арматуру регулятора подачи кислорода, а также печку «Унна» и два котелка, которые вы несли в противогазной сумке за плечом. Да, а еще пуля прошла через алюминиевую раму кислородного аппарата, прежде чем попасть в вас. И потеряла бо́льшую часть кинетической энергии к тому времени, как вонзилась в ваше тело, Джейк. Я извлек ее из-под дюйма кожи и тонкого слоя плечевой мышцы.

Я удивленно заморгал. Голова у меня болела сильнее спины. Меня подстрелили!

– Откуда вы знаете, что в нас стрелял именно Граф?

– Я нашел расплющенную пулю, оцарапавшую меня, под камнем, около которого мы стояли, – объяснил Пасанг. – Но окончательный ответ дала та пуля, которую я извлек из вашей спины. Обе девятимиллиметровые пули из патрона «парабеллум»… Вам повезло, что стреляли с большого расстояния, – иначе вы были бы мертвы.

– У Артура Фольценбрехта тоже в руке был «люгер», когда он приближался к нам в те последние секунды, – пробормотал я. «Какая разница, кто из этих нацистов в нас стрелял?» – мелькнуло у меня в голове.

– Совершенно верно. – Пасанг протянул мне сплющенный кусочек свинца. – По всей видимости, кончики девятимиллиметровых пуль для «шмайссера» маркируются черной краской. Обе наши пули имеют черные кончики. Такими же было заряжено оружие Графа.

Я сел на подушках и покачнулся – кружилась голова.

– А что случилось с Графом и Фольценбрехтом? – Я пытался вспомнить, продираясь сквозь боль и туман в голове, но помнил только, как начал поднимать «уэбли», потом мелькание чего-то серого, темные фигуры среди кружащегося снега, крики.

– Хороший вопрос, – ответил Пасанг. В его голосе слышалось что-то вроде предупреждения, но я был слишком поглощен своей болью и не обратил на это внимания.

– Если вы можете встать, Джейк, – сказал Пасанг, – помогу вам выйти, чтобы вы кое-что увидели, пока не налетели стервятники.

– Ты объяснишь, – сказал Джимми-хан Пасангу и похлопал меня по спине, прямо по повязке на ране. Я с трудом удержался, чтобы не вскрикнуть.

На широком, плоском камне, около которого мы стояли, когда в нас стреляли из засады – очевидно, два немца прятались ярдах в двадцати от камня, за мемориальной пирамидой, насыпанной в память Мэллори, Ирвина и семерых пропавших в 1922 году шерпов, – на коротких кольях торчали головы Ульриха Графа и Артура Фольценбрехта, вплотную друг к другу. Широко раскрытые глаза – они только начинали подергиваться мутной пленкой смерти – как будто в изумлении смотрели на нас. Рядом с головами лежали четыре отрубленные руки – две правые слева от Графа, две левые справа от Фольценбрехта.

– Боже всемогущий, – прошептал я Пасангу и оглянулся на Джимми-хана, который с сияющим видом стоял в нескольких ярдах от нас. – Хан и его парни здорово обработали этих бедняг.

Доктор Пасанг пристально, не мигая, смотрел на меня. Потом заговорил, как мне показалось, слишком громко.

– Мистер Хан объяснил мне, что он и пятьдесят пять его людей прибыли примерно через полчаса после происшествия. Он и его люди находятся под сильным впечатлением от того, как четверо или пятеро йети, разгневанные присутствием немцев, позаботились о наших врагах.

– Это смешно… – начал я. Но потом до меня дошел смысл предупреждающих ноток в голосе Пасанга и его пристального взгляда, и я заткнулся. По какой-то причине бандиты хотели, чтобы мы поверили, что в вихре метели немцев убили йети, а не закутанные в меха бандиты верхом на лошадях. Я понятия не имел, зачем им это нужно, но уже пришел в себя и понял, что следует держать рот на замке. Эти бандиты один раз уже стукнули меня по голове.

Ветер, дувший от Эвереста вдоль длинного «корыта», свистел среди камней и шевелил короткие волосы на отрубленных головах, торчавших на кольях. Уже появились стервятники, число которых все увеличивалось. Свое пиршество они начали с глаз мертвецов, и я отвернулся.

– Сколько я был без сознания, Пасанг?

– Около пяти часов.

Я посмотрел на свои часы – они по-прежнему тикали. (Отец никогда не делал дешевых подарков.) Было чуть больше полудня. Джимми-хан и двое его подручных подошли ближе, скрестили руки на груди и довольно хмыкнули, глядя на отделенные от тел головы, четыре отрубленные руки и странно сморщенные ладони. Впервые за все время я заметил, ярдах в пятнадцати позади большого плоского камня, высокую груду того, что могло быть только внутренностями двух человек. Других останков тел не было.

– Метох-кангми, – сказал Джимми-хан, и два его подручных что-то пробурчали и согласно кивнули. – Йети.

– Хорошо. – Спотыкаясь, я отошел подальше от жутких трофеев на кольях и отрубленных частей тела, нашел маленький камень и сел. – Как скажете, мистер Джимми-хан.