Месма

Прохор продолжал молчать. Возразить на такое было нечего. К тому же шок, который он испытал, так внезапно обнаружив — кем обернулась боготворимая им женщина, оказался столь силен, что напрочь лишил его способности вообще что-либо соображать.

— Ну… и что ты от меня-то хочешь? — прохрипел он с явным усилием.

— Ну вот… наконец заговорил дело! — удовлетворенно заметила Августа. — А то, вишь, пошел тут передо мной хрень какую-то пороть! В общем так: мне твоя помощь нужна, Прохор. Видишь ли, трудно мне с детьми-то приходится: каморка маленькая, тесная. Надо жертву-то привесть, да так, чтобы соседи по подвалу не видели, а у них глаза-то завидущие! А потом в комнатке добычу завалить надо, разделать, по подполу рассовать, в общем — заготовку сделать. Попадаются мне все больше подростки — сироты, беглые всякие… а они народ шустрый, умирать, знаешь ли, никто не хочет, и такого сорванца зарезать, как гуся, бывает не так-то просто! Они всегда сопротивляются, и порой очень отчаянно.

Сам понимаешь, поднимается шум, а не дай Бог, закричит во всю глотку, тут и конец всему может настать. Вот чтобы этого не было — что я придумала. От меня к тебе чудненькая лестница ведет. И за дверью — твоя фотографическая комната. Я буду знак тебе подавать, что я веду кого-то, а ты после этого начинаешь готовиться — будут гости! Я там с Пелагеей пока покормлю его, помою, чтобы чистенький был, ну и все такое — а ты ждешь. Потом я ему предлагаю фотоснимок сделать — мол, на память! Ну какой же малый не захочет. Приодеваю его, веду к тебе по лестнице, в дверь стучу. Ты впускаешь нас, и я тебе паренька-то на руки и сдаю. Сама обратно за дверь… Тебе же надо его усадить спиной к двери, и все внимание его на свой аппарат отвлечь. А когда он про что другое уже и не думает — знак мне подавать станешь. Например, голосом: крикнешь два слова — «Внимание, снимаю!» В такой момент парень ни о чем другом и думать не будет! А я-то уже за дверью… Ну, а дальше мое дело!

Прохор Михайлович едва не задохнулся от негодования.

Августа придумала поистине дьявольский алгоритм своих действий! И у нее все должно пойти как по маслу! Никто из соседей и не заподозрит, что за стенкой творится кровавое душегубство. Но он ведь фотограф! Человек искусства! И эта с позволения сказать, женщина, отвела ему в своем плане детоубийств роль столь гнусного пособника, да еще с помощью святого для него дела?! Ну и гадина…

Да как же ее вообще земля-то носит?!

— Я никогда этого делать не буду, — резко заявил он.

Августа даже не обратила внимания на его слова.

— Таким образом и получится, что я и дальше смогу тебя подкармливать, а ты не будешь переживать, что даром мой хлеб ешь, ибо станешь его зарабатывать… то есть, не хлеб, конечно, а…

- Ты что, не слышишь? — оборвал ее разглагольствования Прохор. — Я же сказал: я никогда не буду этого делать — что еще непонятно?

Августа посмотрела на него с искренним удивлением.

— Послушай, Прохор… не родился еще на свет Божий мужик, который не стал бы делать то, что я ему прикажу. Сколько бы ни артачился, все равно по-моему будет!

Я ведь не таких, как ты, ломала! Ты ж для меня так — мелочь, которая и доброго слова не стоит! Повыкобениваться захотел! Ну что ж, давай… Повыкобенивайся. Но я ведь тебя и не спрашиваю: я так решила, и все! Будешь делать, как я говорю, и не сомневайся!

— Ты меня не заставишь, — твердо сказал Прохор Михайлович. — Я лучше умру с голоду, но помогать тебе убивать детей никогда не буду! Слышишь — никогда!

— Очень красивые слова, Прохор, — спокойно заметила Августа. — Тебе на сцене бы впору выступать! Только пустое все это… Я ведь правду сказала — запасов у меня нет, а Поленька уж больно маленькой оказалась — очень быстро мы ее оприходовали, да еще и ты помог… Так что время не трать на свое пустобрехство и театральщину, а давай-ка заниматься делом…

- Уходи, Августа, — выдохнул Прохор, которому неожиданно сделалось невыносимо ее присутствие. — Немедленно уходи! Давай считать, что этого разговора не было. Нашего знакомства — не было! Никогда больше не приходи сюда… Никогда!

- Сильно сказано, Прохор! — с деланным уважением отозвалась Августа. — Очень сильно. Я это запомню. Значит, не хочешь со мной вместе охотиться. Ладно. Гонишь меня прочь. Стерплю… Но посмотрим, что дальше с тобою будет. Посмотрим…

Она поднялась, забрала с полу свой мешок с его страшным содержимым и направилась к подвальной двери. Прохор глядел ей вслед… Августа остановилась перед дверью и обернулась. Взгляд ее чудных глаз был таков, что Прохор едва не разрыдался. У него в душе возник бурный порыв — броситься за ней, пасть к ее ногам, целовать подол ее юбки, умолять о прощении… Сказать ей — да, он сделает все, что она прика жет… только не уходи! Останься со мной, Августа!

Он лишь невероятным усилием воли сдержал себя. Остался сидеть, угрюмо и сосредоточенно глядя перед собой.

— Счастливо оставаться, Прохор! — насмешливо сказала Августа. — Что у тебя на ужин сегодня? небось баланда из горсти старой крупы вперемешку с червями? Какое-никакое, а все-таки мясо…