Месма

Мать побледнела вся и отвечает ей: «Я замужем. Дочка моя в законном браке рождена…» «В законном? — заорала тётка, как сумасшедшая. — Лёня тебе законным мужем был, мой Лёнечка! Говорила я ему, сердешному, чтоб не связывался с тобой, сукой, да ведь взрослые сыновья матерей разве слышат? И Лёня меня не услышал… Вот и принял смерть страшную, кончину лютую через тебя, змеюка подколодная!»

Мать вообще белая стала вся, а я-то малышкой ведь была, заплакала даже. Но старуха на меня и внимания не обратила, будто меня и не было вовсе.

«Не пугайте мне ребёнка, — говорит мать, — ребёнок здесь вообще ни при чём! И перестаньте орать — это не я вашего Лёнечку под поезд пихнула… Идите себе куда шли!» «Я-то пойду, — говорит старуха, — и ты тоже пойдёшь, и чтоб тебе сдохнуть смертью такой же страшной, как у моего Лёнечки была, и пусть дочка твоя счастья бабьего никогда не увидит!» Тут уже мать моя как закричит на нее: «Поди прочь, кликуша чёртова, сама лучше сдохни скорее, чтобы свет белый не поганить! Лёнечка во сне ко мне приходил, говорил, что прощает меня…»

«Лёня мой добрый был и любил тебя, гадину ползучую, — говорит старуха, — потому и простил! А я тебя не прощаю, поняла? И не видать тебе счастья с новым мужем, покинет он тебя, как ты Лёнечку покинула! А дочка твоя большая вырастет, но ты от нее одно только горе лютое увидишь!» Мать моя как закричит: «Иди на х… ведьма проклятая, пусть тебя саму смерть лютая постигнет!» Подхватила она меня и — бегом по дорожке, вместе со мной! А тётка злющая так и осталась на тропе, и я всё слышала, как она орала нам вслед: «Будь проклята, гадина, вот тебе моё последнее слово! Будьте вы обе прокляты!»

Галя замолчала, словно бы ожившие воспоминания далёкого детства внезапно стали для нее сегодняшней реальностью. Потом повернулась к лежавшему на постели Владу и произнесла с обидой:

— Вообще я всю свою жизнь старалась забыть этот случай, но ты мне помог вспомнить его снова и во всех подробностях! Ну что ж — спасибо тебе, родной!

— Галочка, милая… — тихо ответил Влад, — прости за причинённую боль, но ты это го никогда и не забывала! Всё это хранилось в глубинах твоей памяти…

— Какой ты умный! — саркастически заметила Галя. — Всё знаешь, всё помнишь…

— Так Антонина Васильевна тебе не рассказывала, откуда взялось это проклятие? — спросил Влад. — Или ты ее не спрашивала?

— Не спрашивала? — усмехнулась Галя. — Еще как спрашивала! По-детски, естественно… Но мамаша ответила мне совсем по-взрослому.

— То есть?

— Не лезь, не твоё дело… Нет и не было никакого Лёнечки. Так или что-то в этом роде. Только уже учась в школе, я узнала от других людей, что Лёня был ее первым мужем. Она мне про него и не говорила ничего и никогда. Может, ты мне расскажешь? Что там у них произошло? За что его мать прокляла нас? Я смотрю — ты тут сумел обо мне узнать больше, чем я сама о себе знаю…

Влад побледнел, беспокойно заёрзал под одеялом.

— Нет, Галя… — пролепетал он растерянно. — Ну откуда мне знать? Твоя мама сама тебе всё расскажет. Я уверен…

— Завидная у тебя уверенность, — мрачно сказала Галя. — Может, она и расскажет, только не уверена я, что оно мне нужно! Раньше надо было ей думать… Ну ладно, вздохнула Галя, — заболтались мы с тобой. Что ж, отдыхай сегодня, коли душа и тело просят, а я пойду поесть тебе приготовлю, и ехать мне пора! На рынок с утра надо ездить, пораньше, а то времени-то восемь уже…

Она ушла на кухню, а Влад крепко задумался. А может, стоило рассказать Гале о том, что он знал? А с другой стороны, ведь не его это тайна, а Антонины. Да и негоже ему совать нос в эти дела — это тайна семейная, и если рассказывать о ней Гале действительно нужно, то делать это должна ее мать, а не он.

Он с трудом поднялся с постели, доплёлся до своей сумки и вытащил оттуда ручку, листок бумаги и конверт. Лёг обратно в постель и стал писать Антонине Васильевне письмо.

Ему было мучительно жаль Галкину мать. Он и сам не знал, откуда эта жалость, но ему казалось, что его обожаемая девушка несправедлива к своей матери — даже порой жестока. И ему хотелось это поломать. И не просто хотелось — у него зрело убеждение, что если у Гали с матерью наладятся отношения, это прямо повлияет на Галино состояние вообще, и повлияет весьма благотворно.

Когда Галя вернулась и сообщила, что еда ему готова, Влад протянул ей письмо в незапечатанном конверте.

— Что это? — подозрительно спросила его Галя.

— Галочка… я тут чиркнул твоей маме несколько слов, — с виноватой улыбкой произнёс Влад, — ничего особенного, просто уведомил ее, чтобы она не беспокоилась. Я написал, что ты здорова, что у тебя всё в порядке, и что перед отъездом в Москву мы непременно к ней заглянем. Вот и всё… Ты будешь в городе, вот и опусти письмо в почтовый ящик, ладно?

— Ну и зачем это нужно? — сурово спросила Галя, нерешительно принимая конверт. — Я вообще не помню, когда мамаша в последний раз интересовалась моим здоровьем. Ты написал, что мы заедем с тобой к ней, однако я тебе этого вовсе не обещала!

— Ну так пообещай! — горячо попросил Влад. — Галя, пожалуйста!