– Не сразу, но удалось. – В мягком голосе Зарубина явственно слышалась улыбка, хотя его лицо оставалось серьезным.
– А если бы у Полины не получилось уговорить Сергея Васильевича на развод? – поинтересовалась я.
– Я бы не удивился, – пожал плечами Игорь Антонович. – Не могу себе представить, что можно добровольно захотеть отпустить такую женщину, как Полина. Но, – мужчина дернул бровью, – вы назвали меня хорошим юристом, Татьяна. И вы не ошиблись. Если бы Комаров решил сопротивляться, я бы с ним справился, уж не сомневайтесь. И все равно забрал бы у него Полину.
– Краем уха я слышала, что до «МедТех» вы работали в нотариальной конторе. – Я понаблюдала, как Зарубин обошел стол и снова устроился на своем мягком кресле.
– Я даже знаю, от кого вы об этом слышали, – фыркнул мужчина насмешливо. – Но в нотариальной конторе я просто немного отсиделся, решая, чем хочу заниматься дальше…
Вообще Игорь еще со школы тяготел к физике. Он беззаветно любил физику. Он хотел заниматься физикой. Влюбился он в эту науку на самом же первом уроке. Старичок-учитель, который казался тогдашним семиклассникам чуть ли не ископаемым, стоял у своего стола и пытался вложить в буйные головы мысль, насколько интересна эта наука. Кто-то с задних парт то ли от скуки, то ли желая подшутить запустил по классу бумажный самолетик. Косой, кривой, но сумевший хоть как-то долететь аж до учительского стола, бумажный монстр оказался в руках у преподавателя. Тот повертел его в руках да и сморщился пренебрежительно, мол, что за ерунда! И крылья недостаточно велики, и загиб хвостовой части недостаточен, и вообще аэродинамика на обе ноги хромает. Таким, мол, криворуким такое важное дело доверять нельзя! Положил перед собой на стол этот самолетик, произвел с ним какие-то неведомые манипуляции и запустил его через всю аудиторию. Тот изящно пролетел через весь класс, сделав по пути крутой вираж, да и приземлился на последнюю парту, с которой был запущен. А потом только посмеивался в густые усы, когда, почитай, все мальчишки не только ни одного его урока не прогуляли, но и после уроков донимали какими-то жутко важными типично мальчишескими вопросами. И, конечно, среди этих мальчишек был и Зарубин.
Свою увлеченность Игорь пронес до выпускного класса, собирался поступать на физмат, но тут родители сказали свое веское «нет». То были 90-е годы, ученые были не слишком-то востребованы, НИИ закрывались, люди сокращались. Криминалитет набирал силу. В таких реалиях и отец, и мать единогласно пришли к выводу, что, будучи адвокатом, Игорь сможет обеспечить себе достойную жизнь.
Игорь привык слушать родителей, они точно знают, как лучше. Поэтому поступил на юрфак. Хоть к юриспруденции особой страстью и не пылал, но закончил университет с красным дипломом, ибо с самого детства в голову было вложено родительское наставление: что бы ты ни делал, сделай так, чтобы нам за тебя не было стыдно. Что ж. В этом случае родители могли им гордиться!
После универа Игорь попал на практику в одну крупную адвокатскую контору. Понятно, что неопытного юнца, пусть и отличника, на хорошее место взять никто бы не спешил. Пришлось папе поднапрячься, вспомнить важные связи, сделать несколько звонков. А утром первого рабочего дня он крепко обнял сына за плечи и проговорил серьезно, глядя прямо в глаза: «Надеюсь, мне не придется за тебя краснеть!»
И не пришлось. Игорь работал с полной отдачей, он так привык. Вскоре он мог браться за более серьезные дела, чем, например, кража банок с помидорами из сарая соседки. Вскоре начала крепнуть его репутация как специалиста. Вскоре о нем заговорили.
Родители действительно им гордились. До тех самых пор, пока очередное дело не оказалось Игорю Зарубину не по зубам. Он ушел из конторы и осел в офисе у частного нотариуса, где спустя довольно короткое время его и нашел Гарин.
– Вы проиграли то дело? – заинтересованно посмотрела я на мужчину.