— Ключа у меня нет. Муха обыскивал, знает. Я проверил, насколько вы мне доверяете. Играем в одну игру, рискуем башками, а доверия ни на грош. Далеко мы так улетим. Если тебе так уж нужен ключ, я его тебе гарантирую своей шкурой. Отпусти человека. Он принесет оперу ксиву от меня. Выбирай, кого хочешь из своих кентов по зоне. Он и принесет тебе ключ. А я остаюсь.
— Понял, — присвистнул Муха. — Так не пойдет. Мы тебе верим.
Равиль расслабился, сел.
— Но мы не верим ментам ни на грош. Принеси ключ, и одну сучку мы выпустим.
— Решаем так, — прикинул вслух Виктор. — Я вернусь через час. В окно ты меня свободно увидишь.
— Я им даю двенадцать часов на все про все, — подвел итог разговору Муха. — Чтобы в шесть утра вертолет уже был над крышей санчасти.
— В семь часов я им выброшу голову лепилы в окно, — буднично сказал Равиль. — Через каждый час будем убивать по заложнику. Так им и передай.
— Братве что сказать?
Муха засмеялся:
— Скажи, Муха прикалывает: слабо им с тобой грев передать. Хотя бы мака!
— Просто какой-то сумасшедший дом, — надолго задумался Николай Николаевич, выслушав очередной рапорт Боева. — Нас все время обходят на один шаг. Все, что мы начинаем, как бы наталкивается на стену. Короче, ищи мне, где хочешь, Вадика. Хочешь, сядь на хвост его жене, хочешь, возьми в оборот каратиста, — буркнул он и осекся.
— Интересная мысль, — добавил Боев, который давно научился понимать прокурора без слов. — Надо проверить алиби этого каратиста, как бишь его? Зотову убил профессиональный каратист, который к тому же и неплохой акробат, раз сумел спуститься с балкона пятого этажа и бесследно исчезнуть. Так что найти каратиста, пожалуй что, не менее необходимо, чем пресловутого Вадика.
— Вот и займись, — порекомендовал Николай Николаевич, — а я буду отбиваться от непрошенных советчиков и консультантов. Кстати, накладные вообще убери из прокуратуры, спрячь где хочешь, чтобы я их не видел в своем кабинете.
И Николай Николаевич предъявил Боеву очень красивую на вид бумагу с большой гербовой печатью, где предписывалось ему накладные передать для исследования в экспертную комиссию военной прокуратуры.
— Видишь, вевешники доперли, что мы им ничего не дадим, и прут через вояк, может, у тех чего выгорит. Только мы по другому ведомству, нас такими бумажками со следа не собьешь. — Он швырнул предписание на стол. — С каратистом это интересно. Только брать его надо резко, но в мягких перчатках. Никакого захвата, он тебе еще перекалечит людей. Доброжелательно, мило попросить о встрече и не отпускать. Пришел же он сам к тебе в кабинет.
— Это было до убийства бухгалтера, сказал Боев. — Тогда он был чистенький. А сейчас, если у него рыльце в пушку… Может, вызвать пару рукопашников. Я знаю крепких ребят из военной разведки. Думаю, у него при встрече с ними шансов мало.
— Другое ведомство, — поморщился Николай Николаевич. — Что же, у нас своих ребят не найдется?
— Чтобы скрутить члена сборной, боюсь, наши слабоваты, — возразил Боев. — Потом, возможно, у него есть алиби. А им придется его глушить почти до потери пульса. Иначе не взять.
Отпустив Боева. Николай Николаевич задумался об этом все более расплывающемся деле, к которому вдруг подсоединилось еще убийство, заранее вовсе непросчитываемое.
Снова зазвонил телефон. Он не приносил в последнее время ничего, кроме неприятностей, поэтому Николай Николаевич, поморщившись, не сразу снял трубку и проговорил устало:
— Прокурор слушает.
— Ты что же это, прокурор, моих распоряжений не выполняешь? — услышал он веселый, как всегда, голос Виктора Ковшова, который после назначения звонил ему почти ежедневно. — Меня из-за тебя военная прокуратура совсем затрахала. Они параллельно это дело тоже копают. По линии ИТУ. Отдай им накладные, пусть толком разберутся, кто с какого бока-припека оказался в той квартирке на Грузинской.
— Чужое ведомство, — схитрил Николай Николаевич, — могу рассчитаться с ними только через Генерального Москвы. Помимо него делиться информацией не правомочен. А они прут безо всякой субординации наверх.
— Я для тебя тоже чужое ведомство? — как бы вскользь осведомился Виктор и продолжал: — Ты, наверное, спрашиваешь себя, какого черта я в твою оперативную работу впрягаюсь, а того не возьмешь в толк, что с меня тоже не слезают. Этот убиенный был личным другом чуть ли не половины членов горкома. Я еще тебя оберегаю от звонков, а мне названивают непрерывно. Просто как сбесились… Так отдай им накладные, — предложил он с легким нажимом. — Нам же легче работать будет.
— Не могу, — отклонил его просьбу Николай Николаевич, шеф меня загрызет. Только по его личному письменному приказу.
— Да ты силен! «Только по письменному распоряжению». Хорошо ты свой зад оберегаешь. А если я тебя как друга попрошу, отдашь? У военных затронута честь мундира, со стороны они никакую ревизию не пустят, сам понимаешь, а разобраться и официально доложить наверх о результатах расследования — на это они пойдут. И тебе облегчение.
— Я подумаю, — буркнул Николай Николаевич, вешая трубку.
И тут же звонок зазвенел снова.